Земля под ее ногами
Шрифт:
Так что теперь я тоже начинаю нервничать.
Гетеротопические тенденции Ормуса, его вылазки в другую реальность, одновременно и привлекают, и пугают ее. Она выросла на песнях Ормуса, его заявлениях об ином мире, но ей не нравится, что этот мир не лучше нашего, а просто другой — не более чем малоудачная вариация, и ей уж совсем не нравится, что этого мира больше нет, что Ормусу больше не нужна повязка на глазу. Я рассказал ей и о Гайомарте, который все-таки был первым гетеротопическим открытием Ормуса. О Гайомарте и его песнях будущего. О бегстве Гайомарта из головы Ормуса во время автокатастрофы много лет назад. О том, что Ормус почти уверен, что именно с Гайо Вина провела последние мгновения, а может быть, и там, внизу, она все это время тоже с ним. Для меня все еще очень непросто говорить
— Мне нравится все это про близнецов, — говорит она. — Это про две половинки нашего мозга, я имею в виду, что мы и понятия не имеем, какой в нас таится потенциал, ничего не знаем о своих собственных возможностях, правда ведь? Этот парень по-настоящему проник в темную сторону своего «я». Это потрясающе, Рай!
— Думаю, вы отлично поладите. (Я уже не просто нервничаю, я помрачнел, и это заметно по моему голосу.)
— Ты ревнуешь? — спрашивает она, чрезвычайно довольная. — Я думала, он старый и немощный, и в ушах у него шумит. Не соперник, правда? Ты ревнуешь, — говорит она, ущипнув меня за руку и улыбаясь во весь рот. Она расслабилась.
— В ушах шумит, — повторяет Тара, сидя в углу. — В ушах шумит, немощный.
Клея ждет нас в холле Родопы-билдинг. На ней всё те же очки с толстыми линзами, делающими ее похожей на крошечную, одетую в сари миссис Крот. Увидев Миру, она выдыхает: «О! Мадам! Слава богу!» Затем слегка вздрагивает, будто прикладывая титанические усилия, чтобы взять себя в руки, и поворачивается к Таре. Она здоровается с нею как со старой подружкой, играет с ней в ладушки, сразу и навсегда завоевав ее молодое-старое сердце. В лифте Тара и Клея явно страдают от головокружения (звучит музыка «VTO»), а я разглядываю себя в зеркале. Я в неплохой форме, но рядом с Мирой являю собой олицетворение консерватизма и замшелости. Я и слово-то такое использую — замшелость. Ормус, при его нынешней дряхлости, я думаю, все равно крут, хотя у меня он ассоциируется скорее с последним писком старости, чем с последним писком моды, но я ведь не двадцатилетняя девушка, попавшая в святая святых монстра рока.
Он ждет нас у дверей лифта, он слаб, но весь в предвкушении встречи. В белом кимоно, как у японских борцов, он стоит, опираясь на руку Уилла Сингха. Увидев Миру, он до боли впивается ногтями в руку Уилла, но тот невозмутим; невозмутимость — сильная черта этого дюжего молодца.
— Да, — говорит Ормус Кама. Только одно слово. Он и Мира целую вечность — пятнадцать секунд или десять лет — смотрят друг на друга. Я с некоторым удовлетворением отмечаю, что ее лицо выражает тщательно скрываемое изумление. Как будто ей явилось привидение, как будто Ормус, точнее это чахлое существо, которое когда-то было Ормусом Камой, — призрак, вернувшийся из царства мертвых. Хотя, собственно, это как раз ее роль в сегодняшней маленькой драме.
— Прошу вас, — говорит Ормус и идет вперед, показывая путь, — все еще опираясь на Уилла — к белому концертному роялю «Ямаха».
Пройдя несколько шагов. Мира дотрагивается до плеча Уилла Сингха:
— Позвольте мне, — она предлагает Ормусу свою молодую руку. Он кивает дважды, с волнением глядя на нее, и они снова двигаются вперед. Уилл идет следом за ними. Тара держит за руку Клею Сингх. Все молчат.
Подойдя к роялю, Ормус садится и начинает играть медленную, полузабытую мелодию госпела. Мира встает рядом, чуть-чуть позади. Остальные смущенно ждут, чувствуя себя здесь лишними. Несколько минут она просто слушает, как он играет, музыка обволакивает ее тело, она, раскачиваясь, закрывает глаза. Ее рука на плече Ормуса, и она не убирает ее, она даже немного сдвинула ее и дотронулась пальцами до его затылка. Мое лицо начинает гореть, но я не вмешиваюсь.
А потом Мира поет, и комната наполняется ее абсурдно сильным голосом, глубоким, как река, и высоким, как горы. Голосом Вины. Услышав ее, Ормус Кама вынужден остановиться, пальцы его дрожат, но она продолжает петь без музыки, похожая на луч солнца в разрушенной церкви.
Lead те to your light, oh sweetheart lead me to your day, I'm down at the bottom in the endless night, won't you please show me the way. If you don't lead me baby then I guess I'm down here to stay [363] .
363
Возьми
Эта песня — один из золотых хитов «VTO», крик потерянной души, обращенный к ее любимому, но сейчас Мира выводит Ормуса из темноты, именно она вытаскивает его из пропасти. Он заперт в темнице, и голос ее освобождает его.
Его руки возвращаются к клавишам, темп нарастает, и ее голос воспаряет от радости. Клея и Тара хлопают в ладоши. Даже Уилл Сингх, сам мистер Каменное Лицо, присоединяется к ним. Я? Я не хлопаю. Я ничего не понимаю в музыке.
Позже, дома за ужином, когда Тара, довольная, спит в моей кровати, я смотрю на Миру поверх феттучини и кьянти, которые я перед ней поставил, и вижу незнакомку: жесткую, лишенную иллюзий молодую женщину, у которой хватает ума понять, что ей выпал редкий шанс, и способную на глазах у любовника флиртовать с другим мужчиной. Женщину, которая еще до конца не уверена, стала ли эта встреча самой важной в ее музыкальной карьере. Может быть, перед ней откроется новое будущее, а может, это просто безумная фантазия, которая растает на рассвете. Я вижу, что она представляет себе свое будущее, она не может не рисовать себе картины возрождения одной из легендарных групп, где она займет опустевшее место Вины.
— Не строй скоропалительных планов, — говорю я, пожалуй, излишне жестко. — Ты видела, в каком он состоянии. Может быть, у него получится отказаться от наркотиков, а может, и нет. Надежда невелика, ты понимаешь это; ты знаешь, как трудно освободиться от наркотиков, на которых он сидит, они могут оказаться даже сильнее тебя. В любом случае, до шоу на стадионах еще очень далеко.
— Черт, послушай себя, — она стиснула зубы. — Я думала, все это была твоя идея. И ведь ты сам сказал, что мы не должны говорить ему о нас. «Помоги Ормусу», да-а, хорошо, но давайте не будем помогать Мире, давайте не будем строить планов.
Мне нечего сказать. Я просто молча ем.
— Ты мне не веришь, вот в чем дело, — говорит она. — Ты не веришь моим обещаниям. Ты считаешь меня шлюхой.
— Нет, — после чрезмерно затянувшейся паузы отвечаю я, — всё нормально. Я тебе верю, правда верю.
На самом деле я вроде как уверен в ее любви, неожиданной для меня любви, я хочу верить ей слепо, но при этом понимаю, что недооценил Ормуса Каму, он еще очень многое может предложить. Свою музыку, свой статус легенды и — да! — свою красоту. Мира высказывается на этот счет прямо.
— Ты просто слеп, — говорит она. — Он — самый красивый мужчина. Эти глаза, этот мягкий, мягкий голос, — он, черт возьми, просто неотразим. Конечно, жизнь его побила, но ты же не думаешь, что это сделало его менее привлекательным.
— А как насчет его возраста? — Я пытаюсь говорить веселым голосом. — Этот парень, чье детство пришлось на сороковые годы, помнит Вторую мировую войну, «Белое Рождество» [364] , раздел Индии, «Оклахому» [365] . Это интересно современной молодежи?
364
« Белое Рождество»— широко известная песня о Рождестве, написанная в 1942 г. композитором И. Берлином и лучше всего исполнявшаяся певцом Б. Кросби.
365
« Оклахома» — музыкальная комедия (1943, музыка Р. Роджерса, текст О. Хаммерстайна), была первой в серии мюзиклов высокого класса и имела огромный успех в 1950-е гг.