Земля призраков

Харт Эрин

— Извините, — сказал Кормак, надавив на акселератор. За поворотом густой лес, который окружал башню, сменился редким подлесьем, подступающим к каменной ограде усадьбы Осборна.

— Здесь живет Хью Осборн?

Уна кивнула. За глыбами ограды и выкованными из железа воротами Кормак увидел лужайку, регулярный сад и сам Браклин Хаус, крепкий особняк из темно-серого камня с крутой шиферной крышей, фронтонами и зубчиками. Скромный, как полагается ирландскому сельскому дому, но сохраняющий все приметы того века, в котором был построен.

— Прекрасное старинное место, — сказал он. Безобидное замечание, однако одного взгляда на Уну было достаточно, чтобы понять: он попал на больное место.

Ее слова полились потоком.

—

Я полагаю, Девейни поведал вам, как полиция многократно пыталась повесить вину на Хью? Конечно, доказательств нет, поскольку он ни в чем не замешан. Просто злобные разговорчики язвительных людишек, которым больше нечем занять свои мозги. Что бы ни случилось с Майной и ребенком, я уверена, Хью к этому не имеет никакого отношения. Любой видел, что он обожает семью. Последние два года были ужасны. Помимо всех бед — полиция вынюхивает все вокруг, а городишко наблюдает и ждет… — она остановился, перевела дыхание, но сдержала слезы. — Порой я вправду ненавижу это чертово местечко.

Почему он так уверен, что Уна Мак-Ганн не раз защищала Хью Осборна?

— Я полагаю, вы давно его знаете?

Он наблюдал, как ее лицо и поза смягчились.

— Не очень, на самом деле. Он немного старше и уезжал учиться, пока мы росли. Но я познакомилась с ним, когда ездила на занятия в университет, в Голвее — он там преподает географию. Одно время я добиралась туда автостопом, и он меня подбрасывал.

— Что вы изучали?

— Прикладное искусство, — сказала Уна. — Но я не закончила.

По ее тону можно было предположить: здесь скрывается нечто большее, но Кормак понял, что ей неловко об этом рассказывать.

— Вы так добры: слушаете меня, а я говорю, говорю, — заключила она.

— Вы знали его жену?

— Вообще-то — нет. Так, здоровались. Мы ездили по этой дороге. Я не знаю, как Хью до сих пор держится.

Кормак еще не дошел до того, чтобы считать себя убежденным холостяком, но он никогда не был женат, никогда не был отцом. Стараясь поставить себя на место Хью Осборна, он всматривался в окна Браклин Хаус и пытался разглядеть в них признаки жизни. Уна проследила за его взглядом, а затем, отведя глаза, посмотрела на свои сжатые кулаки.

Он хотел спросить Уну, что, по ее мнению, могло случиться с Майной Осборн, но передумал. Отъехав от ворот Браклин Хаус, Кормак задался вопросом: была ли ее помощь, оказанная Осборну на болоте, просто соседской заботой? Он помнил, как взволнованно покручивал вилами брат Уны.

Они проехали меньше четверти мили, когда Уна сказала:

— Сверните к следующим воротам на левой стороне.

Кормак выполнил ее указание, и джип с грохотом пронесся через коровий загон и двинулся вверх по склону. Дома Мак-Ганна, заслоненного холмом и окруженного с трех сторон бледно-зелеными пихтами, возвышавшимися почти до карниза, не было видно с дороги. Подобно большинству старинных фермерских домов, он был «широкоплечим» и компактным, приземистым, с маленькими окнами. На фасаде виднелась свежая побелка, а парадную дверь и оконные рамы недавно выкрасили блестящей черной эмалью. Сбоку от двери рос старомодный дикий шиповник, а каждая клумба была заботливо обихожена. У одной из стен крытого жестью сарая под навесом была припаркована старая черная машина. Все здесь свидетельствовало о семейном хозяйстве, насчитывавшем лет тридцать-сорок.

— Брендан — человек с лопатой и малярной кистью, — сообщила Уна. — Он любит это место, словно сына. Он был так расстроен, когда наш отец сменил старую соломенную крышу — три дня спал в сарае! А когда собирались строить новый дом, просто ощетинился. И слышать об этом не хотел.

Кормак понял. Человек, по сию пору добывающий торф собственными руками, уж точно не склонен к переменам. Девушка толкнула черную парадную дверь. Дом состоял из двух равных половин, с главным коридором по центру. Уна провела его в кухню, сердцевину дома. Посередине кухни

стоял тяжелый сосновый стол, покрытый промасленной тканью, заваленный чесночной шелухой и морковными очистками. Рядом с раковиной поместился буфет, полный голубого фарфора. Но доминировал здесь старинный каменный камин, сейчас, правда, холодный. Тепло исходило от огромной плиты, расположенной подле камина. А распространявшийся из литого железного горшка запах напомнил Кормаку, как он изголодался.

— Будете чай? — спросила его Уна. — Конечно, будете. Финтан перед уходом, должно быть, перекусил тушеным мясом. Парни только притворяются беспомощными, на самом-то деле они способны о себе позаботиться.

Она осмотрела чайник и стала наполнять его над раковиной, предоставив Кормаку возможность осмотреться.

Узкая лесенка вела к закрытому чердаку, простиравшемуся над дальней частью комнаты. Кормаку стало любопытно, такие ли здесь спальни, какие были в доме его бабки: ему живо представились цветастые обои в душноватых комнатах его детства, обставленных железными кроватями, увешанных картинами из Святого писания. Под входом на чердак находилась вторая плита, заставленная белыми эмалированными ведрами. Повсюду на полках — стеклянные банки, помеченные одним и тем же четким почерком. В них содержались таинственные органические субстанции, напоминавшие кору, корни и другие высушенные растительные материалы. Он узнал бледно-зеленые лишайники, медные чесночные шкурки, жилистые корневища полевых цветов. Но прочие имели и странный вид, и странные названия: мариновый корень, кошенель и Hypernic.На других полках, в корзинках, были разложены мотки пряжи, окрашенной и натуральной, шерсть цвета фасоли. Низкий потолок вкупе со столь необычной обстановкой делал комнату похожей на пещеру средневекового алхимика. В дальнем углу кухни, под лестницей, стоял большой ткацкий станок со сложной системой тросов и переплетений, временно неподвижной. Рядом, во всю длину стены, висела ткань с вытканным на ней ландшафтом: темноватый колорит, напоминающий лишайники белый мох, крапинки пурпурных наперстянок и жирянок. Взгляд Кормака привлекли тончайшие переливы цветов; он различил незавершенные арки двух окружностей, напоминающие развалины старинных укреплений.

— Это ваша работа?

— Да, она самая, — откликнулась Уна как-то озабоченно. Она подмела пол, сгребла с сильно потертого дивана бумаги, джемпер и газету.

— Присаживайтесь, пожалуйста, и простите за этот бардак. Боюсь, я привыкла смотреть на все сквозь пальцы.

То, что она поименовала бардаком, было на самом деле милым будничным беспорядком, придававшим комнате ощущение теплоты и уюта, которого был лишен его новый опрятный дом в Рейнлаге.

— А что все это? — спросил он, указав на пространство под чердаком.

— Я полагаю, это можно назвать моим творчеством. Я была очень опрятной, пока только лишь плела. Но едва начала красить, захламила всю эту чертову кухню. Надеюсь вскоре перебраться в место попросторнее.

Кормак услышал возню у дальней двери, а затем в комнату ворвалась маленькая девочка лет пяти, с круглым личиком в обрамлении белокурых локонов. На ней был джинсовый комбинезон, желтые сапожки и твидовая зеленая куртка с большими красными пуговицами. Блестящие глаза ребенка метнулись от Уны к Кормаку, и девочка стремительно умчалась обратно.

— Финтан, ну давай же! — услышали они ее умоляющий сердитый возглас, словно ее задерживали весь день. — Тут на чай собрались.

Чисто выбритый молодой человек в мешковатом свитере заглянул в дверной проем, улыбнулся и кивком поздоровался. Он опустил на пол корзину, нагруженную мхом и грибами, и вновь вышел за дверь, чтобы снять ботинки.

— Мясо должно быть почти готово, — сообщил он Уне сквозь открытую дверь.

— Кормак Магуайр, это мой брат Финтан, а это, — сказала Уна, когда девочка быстро подбежала к ней, — моя дочь Айоф.