Земля родная
Шрифт:
Все новое, что на его глазах вырастало в Миасской долине, было большим движением вперед. И все же хотелось, очень хотелось, чтобы появился здесь большой завод-богатырь. С какой силой развернуло бы это производительные силы долины!
В 1936 году эта мечта начала осуществляться. В Миасс приехали работники Ленинградского геологического института. Их встретили, как долгожданных и дорогих гостей. Руководители райкома партии и райисполкома вместе с ними объезжали окрестности города, осматривая площадки, пригодные для промышленного строительства. В 1939 году появились строители. Закладывались фундаменты первых цехов
Но пришло утро 22 июня 1941 года. Война! Митинг на площади перед райкомом партии. И на следующий день Павел Пирогов вместе с группой коммунистов уезжал в Красную Армию. На этот раз страна доверила ему оружие посильнее «Максима» — батарею зенитных орудий. Пять лет он командовал батареей, прошел восемь стран Европы. Вернулся в родной Миасс с орденом Красной Звезды и медалями. В солдатском сундучке бережно сохранялось шесть благодарностей Верховного Командования.
УРАЛЬСКИЙ АВТОМОБИЛЬНЫЙ
Пять лет не видел Павел Михайлович родного города. Тем разительнее оказались происшедшие в нем перемены. Вокруг домишек старого Миасса образовалось ожерелье крупных рабочих поселков. Оно тянулось на север от Миасса вдоль лесистой стены Ильменского хребта. Тысячами огней сверкал в ночи Уральский автомобильный завод. Он заполнял север Миасской долины громадными производственными корпусами и жилым городком.
Пирогов начал работать в старой термичке напилочного завода.
Однажды он поехал на автозавод. Получил в отделе кадров «переговорный» пропуск и весь день ходил по цехам, разговаривая с людьми. К вечеру снова зашел в отдел кадров и попросил выписать назначение в первый литейный цех, в очистной пролет.
— В очистной? Считается довольно тяжелым. Не трудновато ли будет? — спросил работник отдела кадров, заглянув в документы: офицер, старший лейтенант, год рождения — 1901.
— Трудно тому, кто закалки не имеет, — посмеиваясь, ответил Пирогов. — А мы закалкой не обижены — две войны пройдены. Пиши, пиши, товарищ!..
…Переливчатым звоном встретил его очистной пролет. Звон этот явственно проступал сквозь другие производственные шумы и звуки: сквозь перестук формовочных станков, пронзительное стрекотание вибраторов, мощный гул воздуха в вентиляционных трубах. Казалось, металл пел, когда била по нему кувалда обрубщика, когда чокались одна с другой погружаемые в электрокар чугунные отливки.
Обязанности обрубщика не сложны, но легкими их назвать нельзя. С помощью кувалды, молотка и зубила надо выбить из отливок стержни, обрубить литники и весь лишний металл. А ведь некоторые детали весят 70 килограммов, в смену их надо перебрать не менее 100 тонн. Но руки Пирогова легко, быстро ворочают тяжелые детали. Его движения скупы, неторопливы. Есть в них что-то спортивное, как говорят физкультурники, — отработанное. Эта предельная точность и экономность в движениях позволяет Павлу Михайловичу добиваться высокой производительности, вдвое перевыполнять нормы.
Когда смотришь на этого молодо работающего, оживленного и веселого человека, — с трудом веришь, что ему идет уже шестой десяток и что работает он на таком участке, который даже молодые рабочие считают трудным.
Не раз Павлу Михайловичу предлагали перейти на более легкую работу — ну, хотя бы мастером. Пирогов покачивал своей поседевшей головой и неизменно отвечал:
— Напрасный разговор! Рабочим был — рабочим и останусь. Тут я на месте: поработаю и вижу, что я что-то сделал, что и увидеть можно, и пощупать, и пересчитать. Мне нравится здесь…
Да, ему нравилось здесь работать. Понемногу он познакомился с людьми, разговорился с кадровыми рабочими-москвичами, и перед ним встала во всей красоте история трудового подвига, совершенного на Урале в то время, когда он воевал на фронтах Отечественной войны.
Стояла тревожная осень 1941 года. Вражеские орды рвались вперед, подходили все ближе и ближе к столице. На Московском автомобильном заводе днем и ночью шла напряженная работа: в вагоны и на платформы грузили оборудование, незавершенную продукцию, инструмент, всевозможные материалы. Красавец-завод, гордость советского автомобилестроения, вставал на колеса, готовясь к пути на Восток. Вскоре состоялось решение правительства об организации в Миассе автомоторного производства. Московские автомобилестроители выехали из столицы, чтобы занять трудовой рубеж на границе Азии.
Почерневшие от теплушечной копоти, перенесшие все трудности дальнего переезда, автозаводцы выходили из вагонов, вдыхали кристально чистый воздух горного Урала, осматривали местность. Приземистый вокзальчик приткнулся к подножию высокой горы. Гудки паровозов гулким эхом перекатывались в скалистых ущельях.
Все это было непривычно жителям черноземных равнин запада. Пейзаж казался мрачноватым. Мощью и силой веяло от каменных громад.
Эшелоны повернули на север и по проложенной еще до начала войны ветке отошли в глубь Миасской долины. Здесь была площадка, на которой москвичам предстояло организовать выпуск моторов. Жилой поселок в то время состоял из семи домов и шести бараков. На промплощадке высилась наполовину покрытая кровлей коробка одного из цехов и несколько небольших вспомогательных зданий. Это было все, что успели построить до начала войны.
Поселок превратился в плацдарм для трудового наступления. Здесь разместилась особая строительно-монтажная часть, здесь устраивались автозаводцы-москвичи. Людьми были заполнены все уголки, прибывающих расселяли по окрестным селам, в старом городе. В клубе спешно строили трехъярусные нары.
Одновременно с людьми на площадку хлынул мощный поток оборудования. На сотни метров по обе стороны рельс тянулись нагромождения механизмов и материалов. Среди них, тяжело громыхая, передвигались подъемные краны. Они выуживали многотонные станки из полувагонов и хопперов, легко поднимали и ставили на изрытую гусеницами землю. Открытые платформы и крытые вагоны разгружались вручную.
Днем и ночью горели костры. Днем и ночью по ухабистой дороге вереницей двигались тракторы или попарно сцепленные автомашины, волоча за собой поставленные на стальные листы станки.
Когда наступал вечер, люди поднимали головы и смотрели на тусклое зимнее небо. Идти ли сегодня домой или прилечь здесь же, в углу строящегося цеха? Квартиры многих находились в окрестных селах. Автомашины не могли пробиться через двухметровые сугробы. Нужно было идти пешком, по пояс увязая в сыпучем снегу. Но утром в назначенный час все были на своих местах.