Земля родная
Шрифт:
Когда ущелье осталось позади, Кедров открыл окно. Поезд, резко набирая скорость, мчался над кручей, падающей к зеркалу многоводной реки. День был солнечным, Пассажиры любовались красотами природы: пестрым убранством горных склонов и долин, замысловатыми вензелями реки, которую поезд пересек уже несколько раз.
Что-то знакомое чудилось Кедрову в очертаниях гор. Казалось, еще немного пути — и «проводник объявит: «Иман». А там он пешком, как это делал всегда, отправится на пограничную
Но нет. Далеко отсюда Уссурийский край. Новая жизнь должна начаться для Кедрова здесь, на Южном Урале. Вспомнились напутственные слова секретаря обкома: «Ты политработник, искушенный в партийной работе товарищ. Надеюсь, трудности не напугают тебя. Не скрою — район тяжелый. До полной победы Советской власти туда, в скиты и монастыри, бежали люди со всех сторон. Отрыжки старого и теперь доставляют немало хлопот. Хозяйство сложное, разностороннее. Чугун, уголь, цветные металлы, мрамор, лес. Многие отрасли промышленности новы. Мало подготовленных кадров. Одним словом — не мед…»
У соседнего окна беседовали.
— Я впервые в этих краях. И знаете, чего-то здесь не хватает, — говорила молодая девушка.
— Известно чего. Простора донского здесь нет, — отвечали ей.
— Скалы какие-то угрюмые, молчаливые. Неужели здесь и люди такие? — не умолкала девушка.
— Ну, нет. Народ у нас крепкий, работящий.
— Работящий, а за людьми к нам поехали?
— Ну, это не грех. Строимся много… — солидно ответил пожилой, бородатый человек.
— Папочка, папа. А сколько лет этой скале?
— Урал — древнейшая горная цепь, сынок. Ему миллионы лет.
— Ого! А она может обрушиться?
— Нет. — Отец говорил и сам с любопытством рассматривал скалы. На отвесных уступах, каким-то чудом держась в поднебесье, гнездились березы, сосны.
— Папочка, как они держатся?
— Видишь ли, горная береза очень устойчивое дерево. Скала питает и держит березу, а та сохраняет ее от разрушения. Главное — опора.
«Да-да, опора!.. Надо находить опору. Каково-то удастся мне на новом месте?» — думал Кедров.
Детский голосок вывел его из состояния задумчивости.
— Дяденька, а почему вам скучно?
Кедров обернулся. Перед ним стояла девочка лет четырех. Пышное, цветное платьице делало ее похожей на лугового мотылька.
— Нет, я не скучаю, мотылек.
— Я не мотылек. Меня зовут Таня.
— Вот и хорошо. Иди ко мне, Танюша.
Через минуту они были друзьями. Сидя на коленях у дяди, Таня сосала конфеты. Вскоре около купе раздалось:
— Таня, Танюша, ты где? Ах, вот ты куда забралась, нескромница. — В купе зашел невысокий, кряжистый человек. Борода его, расчесанная на две половины, красиво обрамляла строгое лицо.
«Из
— Танюша, иди к маме.
Когда «мотылек» упорхнул, дед достал пачку папирос, протянул Кедрову.
— Угощайтесь!
— Спасибо.
— Вы не в Горнозаводск?
— Угадали.
— На работу или так?
— Так, по одному делу… Понравится — останусь, — ответил Кедров, удивляясь словоохотливости «кержака».
— Понравится наш Горнозаводск!
— Вы так уверены в этом? — улыбнулся Кедров.
— А как же! — горячо сказал бородач и принялся убеждать, что если куда и следует ехать, так только на Урал.
— Осмелюсь сказать, уважаемый товарищ, правильно, когда Южный-то Урал сравнивают с проснувшимся богатырем. Ведь только за последние годы сколько нового появилось. Вот возьмем, к примеру, наш Горнозаводск. Две сотни лет доходит городу. Давно ли его звали просто «заводик»? А теперь заводов-то посчитай сколько? А поселки какие выросли! А люди? Ведь вовсе другие стали.
«Кержак» оказался словоохотливым, рассказывал одну историю за другой.
— Был, значит, в нашем цехе рабочий один, Шарков, по фамилии. Тихий такой человек. Его и в цехе-то не все знали. Разве что в своей смене. Да и те посмеивались: «А, это Шарков-Тихоня!» Так и звали: Тихоня. А он и стоил того. На собрание, бывало, придет, помолчит и уйдет.
Когда началась война, он, вроде, еще молчаливее стал. В армию его не взяли. А тут новые станки пришли в цех. В Америке их закупили.
Поставили Тихоню за такой станок. А на нем надпись: «Гарантия на пять лет».
— Ну, раз такая гарантия, — говорим, — работай, знай, без оглядки…
Только не вышло. Хваленая «гарантия» через полгода лопнула сначала на одном станке, а потом и на всех остальных. И все одна и та же деталь. Сколько было в запасе — израсходовали. Через правительство запросили фирму, которая изготовляла станки. Ответили: «Ничем не можем помочь. Запасные части не изготовляем. Покупайте новые станки».
А тут срочный военный заказ поступил. Закручинились наши станочники. Тихоня подошел к начальнику цеха:
— Не попробовать ли, — говорит, — самим. Может, сделаем детальку-то.
— Что ж, попробуй.
А ребята на смех: «Смотри, Шарков, не обгони Америку».
И опять, значит, задумчивым стал Шарков. Место рабочее не покидал. Домой не уходил. Строгал все что-то из дерева. Песок формовочный таскать стал. А потом объявил:
— Готова моделька, товарищ начальник. Давайте отливать.
— Что ты, Шарков. Это же не отливают, а вытачивают из особой стали. Видишь, какие они красивые.