Земля родная

Коллектив авторов

10

Кирилл Афанасьевич давно уже скрылся в переулке, а супруга его все еще смотрела на дорогу и думала: «И тот мужик и не тот. В сберкассу вдруг не пошел, это он-то, мой Кирюша!.. О своих серебряных кудрях начал заботиться, и шутки шуткует, а глаза молодые стали, задорные, мечутся в них искорки неугомонные, как бесенята… Посмотришь в эти глаза и чудится: вот-вот парубок гопака кинет… И как это все, почему, Кирюша?..»

Нет, Татьяна Петровна, не понять вам своего Кирюши! Он и сам себя сейчас плохо понимает. А весь секрет в том, что Кирилл Шерабурко здесь, в Уральской степи, начинает новую, можно сказать, третью жизнь.

Сам он это, хоть и смутно, но понимал, чувствовал, а она, Татьяна Петровна, понять этого не могла. Стояла у окна и все думала: «Почему же он всю жизнь ничего не изобретал, а вот теперь

выдумал? И почему он в последнее время был все грустным и стонущим, а теперь стал веселым, помолодевшим?.. Кириллушка, доменщик ты мой, седовласый парубок…»

А ее доменщик все так же широко шагал по улице. Он прошел уже две остановки, мимо него лихо, с грохотом проносились красные и голубые трамваи, они звонили, звали его, но он не останавливался — шел и шел. Ему хотелось побыть наедине, поразмышлять, посмотреть на солнечный белокрылый город, на голубое небо, вот на этих мокроносых мальчишек, что пыхтят у снежного бруствера, и вон на те трубы, что стоят за прудом, подпирая небо…

Старый доменщик молодо шагал по родному городу и радовался тому, что он, простой человек, вместе со всеми тружениками страны Советов может вот так просто и широко шагать по земле. И он теперь готов обойти всю планету, стремясь дойти до самого заветного, о котором ему говорили большевики еще тогда, когда он зубилом и кувалдой рубил очугуневшую от морозов землю, строил на уральской реке новую крепость советской индустрии.

Я. Вохменцев

ПЕРВАЯ БОРОЗДА

Стихотворение

Вот по степи прямая, как стрела, Она дорожкой черной пролегла. Струится пар. Весенний воздух чист. Фуражку сдвинув, смотрит тракторист На свежий след желанного труда. За бороздой — другая борозда. Их, неразлучных, сразу пять легло. Ласкает землю робкое тепло. Склонись к земле — пульсирует она, Рожденью новой жизни отдана. Впотьмах побеги пробуют пути. Здесь даже камень может прорасти Каким-нибудь лиловым стебельком. …О чем ты, парень, думаешь? О ком? Струится пар. Весенний воздух чист. И гордо улыбнулся тракторист. Еще из танка в смотровую щель Он видел этот голубой апрель.

А. Гольдберг

ПЕРВЫЙ ДОМ

Стихотворение

Мы жнем камыш,

Как жнут поля в июле.

С. Солунова

Наш первый дом В тумане кроется, За волчьим логовом, За холмом. Он в ледяной воде до пояса Шумит саженным камышом… Вода покалывает стужею. Болото всасывает нас. Усталость резким полукружием Обозначается у глаз. А мы, уральские, московские, Чтоб лучше дело шло на лад, Читаем громко Маяковского О том, что будет город-сад. По небу те же тучки бегают. Дождями также сумрак сжат, И лишь одна строка, с телегою, — Как говорится, невпопад… Мы разбудили степь моторами. На горло стали ковылям. И это значит — Скоро, скоро мы Дадим простор Жилым огням. И пусть еще в тумане кроется Наш первый дом из камыша, — Мы жнем камыш. Он низко клонится В соленой стуже Куяша.

М. Гроссман

СКАЗАЛИ МАЛЬЧИКУ В РАЙКОМЕ…

Стихотворение

Сказали мальчику в райкоме: — Не можем, брат. Не обессудь… И вот он вновь в отцовском доме, Лежит и — нету сил уснуть. В его мешке в порядке строгом Тетрадка, книга, кружка, нож — Все, что хотел он взять в дорогу И что теперь уж не возьмешь. В тетрадке вырезки и схемы Уже, выходит, ни к чему, — Нет, не ему пахать со всеми, Пшеницу сеять не ему. Печально дождик бьется в стекла. Глядит малец из-под бровей: «Земля как следует намокла б, Для урожая нужно ей…» …Пускай мальчишке отказали — Годами вот не вышел он — Пусть на попутном самосвале Не он отправился в район, Не мок в палатке, не печатал В стенной газете слов: «Дадим!», Пусть не о нем грустят девчата, И нету подвигов за ним, — Но путь прожитый не напрасен: Пусть мальчик мал — он сын страны, Он своего дождется часа, Своей работы и весны. Наш путь вперед не прост, но ясен, И всем нам хватит целины.

А. Вотинцев

ГЕНКА

— Вы видели нового рабочего в бригаде Хамзина? — спросила меня табельщица Аничка Водовозова.

— Нет, не видел. А что?

— Да ничего? Совсем еще мальчишка!..

Вскоре мне пришлось пойти в эту бригаду. Плотники Хамзина ставили леса и опалубку перекрытия коксосортировки. Стучали молотки, звенели топоры, на складе лесоматериалов пилы выводили визгливые песни. Наматывая на барабан бесконечный трос, глухо урчала лебедка подъемника.

— Здравствуй, Хафиз! — обратился я к бригадиру.

— Здравствуй, здравствуй! — ответил Хафиз. Он вогнал топор в бревно, снял кепку, вытер пот со лба, протянул руку. — Здравствуй! Хорошо что пришла! Якши! Мала-мала говорить надо!

Хафизу — за пятьдесят, но он крепок, как дуб. Годы осыпали его голову сединой, изрезали лицо глубокими морщинами, а он все стучит да стучит топором… По-русски он говорит плохо, и речь его — смесь исковерканных русских и татарских слов.

— Хороша что пришла! — повторяет он и сразу переходит к делу. — Как будем работал? Скоба нет. Ходил склад. Кладовщик говорил — привезу. Не привез! Сукин сын. Скоба нет — работа стоит! Тебе надо его мала-мала накажи!

С топором в руке к нам подошел молодой, красивый Гайса, не слезая с лесов, вмешался в разговор Ахмет, скороговоркой сыпал слова Рафу. Мне порядком влетело от бригадира.

Когда страсти перекипели, я спросил Хафиза:

— У тебя в бригаде новый рабочий?

Лицо Хафиза расплылось в улыбке.

— Ага! Вчера Аначка приводил, говорил — бери своя бригада. Моя смотрел — якши малый, моя — бирал!

— Где он?

Хафиз поднял голову, осмотрел леса.

— Его верху! — сказал он и закричал: — Эй, малай!

— Что? — донеслось сверху, и стриженная под машинку белобрысая мальчишечья голова с большими глазами свесилась вниз.

— Николай Иванович звал! — крикнул Хафиз.

— Не спускайся, не надо! — сказал я мальчику. — Тебя как зовут?

— Геннадий.

— Давно у нас?

— Второй день.

— Как работа? Нравится?

— Нравится.

— Не тяжело, тебе?

— Мне? — его глаза выразили удивление. — Нет, не тяжело. Работа интересная. И он, — Геннадий показал на Хафиза, — все мне показывает, и Гайса тоже показывает.