Земля шорохов
Шрифт:
Часто попадалось нам и другое животное – дарвинов нанду, южноамериканский сородич африканского страуса. Он немного помельче, чем страусы Северной Аргентины, а серое его оперение имеет более светлый оттенок. Дарвиновы нанду держатся обычно стаями по пять-шесть голов, и мы много раз видели их в кустах вместе с гуанако.
По-моему, одним из красивейших зрелищ, которые мы видели на полуострове, было стадо из шести гуанако с тремя светло-коричневыми малышами, пробегавшее трусцой сквозь золотистые кустарники в обществе четырех дарвиновых нанду. Держась поближе к большим ногам родителей, впереди бежали двенадцать страусят, покрытые полосатым птенцовым оперением и похожие поэтому на жирных ос. Страусята были очень степенны и послушны,
Нанду обычно бегают, сохраняя царственную осанку. Но, встретив автомобиль, они мгновенно впадают в панику. Вместо того чтобы свернуть в кусты, они с грацией профессиональных футболистов несутся беспорядочной кучей по дороге. Чем быстрей настигала их наша машина, тем быстрее они бежали, склонив длинные шеи к самой земле и высоко вскидывая ноги, которые почти касались того, что у нанду могло бы сойти за подбородок. Одного нанду я таким образом гнал футах в шести перед капотом машины целых полмили со скоростью от двадцати до тридцати миль в час. Пробежав значительное расстояние, нанду наконец догадываются, что можно скрыться в кустах. Сделав неожиданный рывок и красиво распластав светлые крылья, они с чисто балетной грацией сворачивают с дороги и, подпрыгивая, убегают прочь.
У этих нанду – как и у их северных братьев – устраиваются общественные гнезда, то есть в одно и то же гнездо откладывают яйца несколько самок. Это гнездо представляет собой обыкновенную ямку, скупо выложенную засохшей травой или несколькими ветками, и откладывается в нее до пятидесяти яиц. Как это водится и у обыкновенных страусов, дарвиновы нанду-самцы много трудятся. Они высиживают яйца и воспитывают молодое поколение. У только что снесенных яиц очень гладкая скорлупа и красивый зеленый цвет, но сторона, повернутая к солнцу, вскоре выцветает и становится сначала салатной, потом желтоватой, голубоватой и, наконец, белой. Дарвиновы нанду так плодовиты, что их яйца и потомство составляют значительную часть рациона хищников полуострова.
Пинхе, или волосатый броненосец,– это еще одно существо, часто встречавшееся нам на дорогах. Мы видели броненосцев во всякое время суток, но чаще всего к вечеру, на закате. Энергично пофыркивая, они снуют всюду. Пинхе похожи на странные заводные игрушки – маленькие ножки мелькают под панцирем так быстро, что их невозможно разглядеть. Они покрыты длинной жесткой светлой шерстью, но это, наверно, нисколько не защищает их от холода зимой. В зимние месяцы пинхе впадают в спячку, потому что есть им нечего, так как земля здесь промерзает в глубину на несколько футов. У всех броненосцев, которых мы ловили, под кожей был очень толстый слой сала, а их бледно-розовые, очень морщинистые животы сыто оттопыривались.
Основной рацион броненосцев, должно быть, состоит из жуков, личинок, а также птенцов и яиц пернатых. Иногда им приваливает счастье в виде павшей овцы или гуанако. Мы часто видели броненосцев на берегу моря. Они бежали у самого прибоя и были похожи на маленьких толстых полковников, вдыхающих животворный озон на пляже в Борнмуте, хотя порой они портили эту иллюзию, останавливаясь перекусить дохлым крабом, чего, по моим наблюдениям, не делает ни один полковник.
Наблюдать за всеми этими дикими животными было, конечно, занятно, но это нисколько не приближало нас к щели нашего путешествия, то есть к лежбищу морских слонов. Мы объехали значительную часть побережья и ничего не нашли. Я стал уже подозревать, что мы опоздали и что морские слоны уже плывут на юг к Огненной Земле и Фолклендским островам. Но только я оставил всякую
Пляж был покрыт блестящей пестрой галькой, так отполированной морем, что она сверкала в лучах заходящего солнца. Вдоль всего пляжа громоздились в беспорядке серые и желтовато-коричневые камни величиной с дом. Некоторые из них под воздействием ветра и воды приобрели фантастические очертания. Мы карабкались через них, сгибаясь под грузом кинокамер и прочего снаряжения. Но, одолев несколько валунов, вдруг почувствовали, что проголодались. Выбрав удобный камень, мы присели и стали доставать еду и вино. Теперь я уже совершенно уверился в том, что ни одного морского слона нет и в помине на много миль вокруг. Я был расстроен и страшно злился на себя за то, что потратил так много времени на котиков.
– Ну, может быть, мы найдем их завтра,– успокаивала Джеки, вручая мне бутерброд, который на три четверти состоял из патагонской земли.
– Нет,– сказал я, зло глядя на это яство,– они уже ушли на юг. Они уже обзавелись детенышами и ушли. Если бы я не потратил столько времени на этих проклятых котиков, мы бы успели застать их.
– Ну, ты сам виноват,– резонно заметила Джеки.– Я все время говорила, что ты уже достаточно наснимал котиков, но ты каждый раз настаивал, чтобы мы остались еще хотя бы на день.
– Я знаю,– уныло сказал я,– но это были такие чудесные создания, что я не мог оторваться.
Мария, с видом человека, который не теряется ни при каких обстоятельствах, взяла бутылку вина. И только хлопнула пробка, как большой, немного вытянутый в длину яйцеобразный валун футах в десяти от нас вдруг глубоко и печально вздохнул и, открыв пару больших, блестящих, черных-пречерных глаз, спокойно на нас посмотрел.
Стоило ему это сделать, как он прямо у нас на глазах превратился в морского слона, и все удивились, как это можно было принять его за что-нибудь другое; быстрое, но внимательное обследование окрестностей показало, что мы сидим рядом с двенадцатью гигантскими животными, которые спокойно спали, пока мы беспечно, как туристы в Маргейте, шли к ним, усаживались и доставали еду. Они были так похожи на камни, что я даже расстроился, подумав, сколько же других таких стад мы не заметили во время своих поисков.
Насмотревшись на котиков, я ожидал, что колония морских слонов будет более оживленной и шумной, а они лежали на пляже в расслабленных позах, проявляя не больше признаков жизни, чем сборище больных водянкой, устроивших шахматный турнир в турецкой бане. Бродя среди громадных спящих туш, обследуя их, мы установили, что из двенадцати животных трое были самцами, шесть самками и трое уже подросшими детенышами. Малыши достигали в длину футов шести, самки – двенадцати – четырнадцати. Самцы были настоящими гигантами – двое из них, молодые, имели каждый около восемнадцати футов в длину, а последний, матерый самец,–двадцать один фут.
Это было великолепное животное с громадным бочкообразным туловищем и большим носом, который весь был в мясистых наростах, как у пропойцы. Он лежал на сверкающем пляже, как колоссальный ком оконной замазки, время от времени так глубоко вздыхая, что нос его дрожал, как студень, или просыпаясь ненадолго, чтобы ластом нагрести себе на спину немного мокрой гальки. К нам он отнесся необыкновенно спокойно, а ведь мы, измеряя и фотографируя животное, стояли от него всего футах в трех. Он только открывал глаза, сонно смотрел на нас и снова погружался в сон.