Земля Тре
Шрифт:
– Кто здесь? Чудь?
– прошептал он, и тут же сердце радостно забилось. Коста!
Коста сидел возле одного из костров - не узнать его было невозможно. Услышав крик, он поднялся во весь рост.
– Что стряслось?
– спросил Глеб.
– Почему костры... почему так много?
– Я думал, вы заблудились, - ответил Коста, и едва ли не впервые Глеб уловил в его голосе тревогу.
– Зажег побольше, пусть светят.
– А Илья? Савва?
– Я думал, они с вами.
Глеб рассказал все, как было.
– Гарюта... Еще один...
– Один ли?
В этот миг с вершины холма кубарем скатился Илья с туго набитой охотничьей сумкой и опустошенным колчаном.
– Уф-ф! Все на месте?
– Не все. Где Савва?
– Разве он не вернулся?
– Мы ждали вас обоих. Илья смутился.
– Мы были вдвоем, ходили как привязанные. Вдруг кто-то подал сигнал... Побежали, вляпались в болото. Раздумывать было некогда, решили обойти его с двух сторон, потом встретиться.
– И что?
– Разминулись...
– Час от часу не легче, - пробормотал Глеб, - Все слышали сигнал, но никто его не подавал!
– Как... не подавал?
– Илья уронил снятую с плеча сумку.
– А свисток у тебя есть?
– спросил Коста вкрадчиво.
– Есть.
– Илья зашарил в кармане.
– Даже... Даже два.
Он разжал ладонь и удивился, похоже, больше всех.
– Один мой!
– воскликнул Алай.
– Красный был только у меня.
– Чудеса...
– Где Савва?
– спросил Глеб, и рука сама собой потянулась к мечу.
– Не знаю.
– Одно из двух, - сказал Коста, - либо его нет в живых, либо все эти проделки...
И тут из темноты бесшумно, как тень, выступил Савва. Буравя Косту взглядом, сжал кулаки.
– Договаривай! Чего замолк?
Коста отвернулся к костру. Стараясь казаться равнодушным, пробубнил:
– Теперь незачем.
– Договаривай! Ты хотел сказать, что эти проделки на моей совести?
– Уймитесь!
– строго сказал Глеб.
– Нам осталось только перегрызть друг другу глотки.
– Когда-нибудь этим и кончится.
– Кончится, если озвереем.
– Оглядел всех пятерых, спросил хмуро: - У кого какие соображения?
Илья вяло отмахнулся - какие соображения... Коста, согнувшись над костром и ни на кого не глядя, проговорил:
– Соображение одно: кто-то из нас врет и не краснеет. Узнать бы кто...
Утром в полном молчании погрузились на ушкуй и продолжили путь на север. Когда берега Онеги раздвинулись, как разведенные в стороны руки, и исчезли в тумане, Илья приглушенно сказал:
– Студеное море. Добро пожаловать...
Первые версты по морю дались легко. Дул слабый юго-восточный ветер, наполнявший парус и подгонявший ушкуй в нужном направлении. Путешественники стояли на палубе - никто из них, за исключением Пяйвия, никогда не заходил так далеко на Север и ни разу не видел Студеного моря.
– Белая...
– выдохнул Глеб, с замиранием глядя на бескрайнюю ширь.
– Что говоришь?
– спросил Коста.
– Вода белая. Как снег.
– На небо посмотри. Еще белее.
И правда - привыкший к сочной синеве южного небосвода Глеб не мог обнаружить здесь даже малейшего голубого оттенка: небо над морем как будто выцвело. Оттого-то и вода, отражавшая его, казалась обесцвеченной. Белизна, сплошная белизна...
Слева по борту выныривали из дымки и снова терялись маленькие каменистые островки. Волны не катились, а вздувались пологими буграми и тут же опадали.
– Тихо как...
– прошептал Алай.
– Не верю в тишину, - отозвался Глеб.
– Теперь уже не верю.
Словно в подтверждение этих слов, пронзительно закричала чайка. Ушкуй подбросило на волне.
– Не шторм ли начинается?
– Коста зоркими глазами всмотрелся в горизонт.
– Совсем некстати.
Но горизонт был чист - ни облачка. Да и море вокруг по-прежнему выглядело спокойным - ничто не нарушало ритмичности глубоких вдохов и выдохов.
– Почудилось, - сказал Глеб и едва устоял на ногах, потому что тряхнуло так, что с Ильи за борт свалилась шапка.
– Ото!
Палуба заходила ходуном. Ушкуй, скрипя всеми своими частями, приподнялся над водой, будто под ним внезапно вырос земляной горб, и рухнул вниз, взметнув в небо гигантский сноп соленых брызг.
– Держись!
Глеба припечатало к палубе. В голове вспыхнули и завертелись радужные круги. На какое-то мгновение он оглох, но вскоре сквозь наполнивший уши монотонный шум прорвался крик Косты:
– Савва!
Савва бултыхался в море, тщетно стараясь зацепиться за борт. Коста кинулся за веревкой. Илья с Алаем сидели на палубе, сдавив руками виски. Пяйвий, стоявший возле мачты и потому удержавшийся на ногах, не дожидаясь команды, потянул за канат, привязанный к парусу.
Корабль остановился. Савва, сделав два-три сильных гребка, подплыл ближе и поймал брошенный Костой конец веревки. В этот момент ушкуй снова подпрыгнул, а из-под кормы, вдоль еще не разгладившейся струи, протянулась узкая пенистая полоса.
– Обвяжись!
– крикнул Коста, свесившись за борт. Савва обмотал веревку вокруг пояса, непослушными пальцами завязал толстый узел. Коста, напрягшись, стал тянуть. На помощь подоспел Пяйвий, а потом и поднявшийся на ноги Глеб. Втроем втащили продрогшего Савву на палубу. Вода текла с него ручьями. Он не мог выговорить ни слова и в знак признательности молча протянул Косте мокрую руку.
– Смотрите!
– раздался голос Ильи.
За кормой, саженях в тридцати, из воды вынырнула приплюснутая голова с огромной пастью, в которой торчало десятка два острых, как кинжалы, зубов. Коста присвистнул: