Земля Тре
Шрифт:
– Много диковин видывал... но такую!
– Морской змей...
– пролепетал Пяйвий. Глеб бросился к мачте поднимать парус. Змей, поведя в их сторону крохотными, почти неразличимыми на черной лоснящейся голове глазами, скрылся под водой.
– От т-такой зверюги я бы д-держался подальше, - проговорил Савва, пытаясь посиневшими от холода руками стащить рубаху.
– Я бы тоже, - сказал Илья.
В море, в полупрозрачной глубине, извивалось гибкое тело. Глеб на глаз смерил его длину, и на взопревшей спине каплями холодной росы выступил
– Поскорей бы убраться, - промолвил Глеб, не сводя глаз с бурунов, кипевших на том месте, где вращалась под водой громадная черная спираль.
– Просто так не отвяжется, - сказал Коста.
– По всему видать, любопытный.
Змей стал ходить кругами, и море под ушкуем просело - вода стала втягиваться в широкую воронку. В руках у Глеба появился лук. Стрела прошила белую пену, ударилась в литую, без чешуи, без единой складки, кожу змея и отскочила, как от панциря.
– Бесполезно, - качнул головой Коста.
– Тут и гарпуном не прошибешь. Разве что в глаз. Может, Пяйвий...
– Нельзя!
– испугался Пяйвий.
– Будет злой... Совсем плохо...
– Неужели его нельзя убить?
– Можно. У нас убивают.
– Как?
– Оллмэть.
– Оллмэть?
– Глеб произнес чужое слово с осторожностью, будто пробовал незнакомый заморский фрукт.
– Что такое оллмэть?
– Трава. Ее варить... мазать стрелы, копья...
– Отрава?
– Да. От нее все умирать - люди, звери... Даже змей.
– Где ж ее взять, твою отраву?
– в сердцах проговорил Илья.
– Вода кругом.
Море кипело со всех сторон. Круги, описываемые змеем, сужались, и ушкуй болтался на волнах, как игрушечный берестяной кораблик. Казалось, еще чуть-чуть, и от него останутся одни щепки. Жуткая пасть время от времени показывалась над клочьями пены, и отчетливо слышался лязг зубов-кинжалов.
Пяйвий стоял бледный как полотно. Глеб выхватил меч - что еще оставалось делать? И только Коста, спокойный, как всегда, сделал то, чего никто не ожидал: вынул из кармана новгородскую свистульку и, приложив к губам, дунул во всю силу могучих легких.
Свист получился воистину богатырским. У всех до одного заложило уши, а Глеб вспомнил сказку про Соловья Разбойника и подумал, что окажись поблизости трава - полегла бы вся. Даже волны на несколько верст вокруг испуганно присели, как шаловливые дети от родительского окрика. А змей, словно былинный Горыныч, которого хитрый Иван, подкравшись сзади, огрел по башке дубиной, замер и вылупил глаза - из игольных ушек они превратились в две большие оловянные пуговицы.
– Дошло!
– крикнул Коста не без удовольствия.
– А ну-ка еще разок!
В глазах змея полыхнуло фиолетовое пламя. Неведомая сила вытолкнула его из воды - окруженный алмазной россыпью брызг, он взмыл в небо, будто поверил, что у него, как у Горыныча, есть крылья, и, выгнувшись подковой, рухнул обратно. Ушкуй - ореховая скорлупа!
– завертелся на месте, хлебая воду то одним, другим бортом. Водоворот потянул его вниз - в ледяную бездну. Парус затрепыхался, как дыхание в горле умирающего.
– Эх... ма!
Глеб упал на палубу, обхватив руками основание мачты. Почувствовал, как корабль, словно маятник, достигший нижней отметки, снова потянуло наверх. Р-раз!
– и опять вниз... Р-раз!
– наверх...
– Качели!
– прохрипел распластавшийся рядом Коста.
Вдруг сумасшедшая пляска прекратилась. Море дрожало под днищем ушкуя крупной дрожью, но опасные колебания мало-помалу затихали. Держась за мачту, Глеб поднялся, шагнул на полусогнутых к борту. Ощущение было такое, что палуба может в любую минуту провалиться.
Волны за бортом невпопад всплескивали, раздавая друг другу незаслуженные оплеухи, но вода уже не бурлила. Глеб обшарил море глазами до самого горизонта - не покажется ли зубастая голова чудища? Пусто...
Подошел Коста, с усталым выдохом навалился грудью на борт.
– Ушел.
– Уплыл...
Глеб потрогал вскочившую на лбу шишку, повертел ноющей шеей.
– Все целы?
– Кажись, все.
Ушкуй со стариковским кряхтением выпрямился. Мачта, парус, снасти - все было на месте.
– Считай, дешево отделались.
– Пока дешево...
Впрочем, толку от уцелевшего паруса было немного. Когда вышли из Онежской губы, он бессильно повис на мачте - над морем воцарился мертвый штиль. Пришлось браться за весла. Садились по двое, сменялись через каждые полчаса. Ушкуй полз, как улитка по стеблю.
– Что за напасть!
– досадовал Илья, глядя, как медленно уплывает вдаль Летний берег, последний привет Заволочья.
– Мужики рассказывали, что в Студеное море осенью лучше не соваться - бурям конца нет. А тут - хоть бы ветерок.
– Еще успеется, - говорил осторожный Коста.
– После жалеть будешь, что накликал.
– Не буду. Из этого киселя век не выбраться. Уж лучше буря.
Дни проскальзывали по небу стремительно, вспыхивая и сгорая дотла, как тонкие лучины. Зато ночи тянулись долго и тревожно. Глеб проглядел все глаза, ожидая, что из морской пучины вынырнет какое-нибудь новое чудо, и держа наготове испробованное Костой оружие. Но, кроме чаек, не видно было никого.
Однажды вечером на востоке показался пустынный берег какого-то острова. Глеб справился по карте, начертанной на кожаном лоскуте, и позвал всех на палубу.
– Железные Ворота?
– догадался Илья.
– Похоже, они.
Дальше на карте не было ни единого знака - севернее этих мест никто из русичей не проникал. Глеб хотел выбросить ее за ненадобностью, но передумал.
– Если повезет, дорисуем сами. Коста смотрел на остров, проплывавший мимо. Камни, камни, камни, редкие деревья...