Земля
Шрифт:
…Ничего не понимающая и донельзя разобиженная Иоланта отошла в сторонку, встала в тени какого-то щита, призывавшего не терять жизнь из-за одной минуты (ровно столько времени требуется для уравнивания давлений в шлюзе туннеля и на перроне), и с деланной независимостью поглядывала вдаль. Чувствовалось, ей очень хотелось сделать вид, будто к вакуумным странствиям она не имеет никакого отношения, к краснорожему встрепанному визгливому мужику в петушиной рубашке — тем более и вообще очутилась на станции по ошибке, поверив в дурацкую брехню о том, что здесь встречают вакуум-кар с прилетевшим с Земли престарелым Андреем Андреевичем Вознесенским.
А краснорожий мужик стоял у шлюза одного из каров и заискивающе (нет, но как же молниеносно свершается в нас смена настроения!) консультировался с контролером.
— Извините, пожалуйста, вы до Курортного
— А чего вы у меня спрашиваете? Идите в кассу и покупайте билет.
— Ну что же вы сразу — «касса», «билет»… Долгая история. Посадили бы нас — и дело с концом. Ехать-то всего часа три.
— Я-то могу посадить, да не советую вам,— при этих словах контролер впервые окинул взглядом Фанта. Зорко окинул.
— Это почему так? Чем же мы вам не подходим? — Фант робко улыбнулся.— Вроде бы не больные, не убогие, не заразные…
— Заразные — не заразные, сразу не углядишь. Да не о том речь! — Контролер досадливо отмахнулся.— У меня кар литерный — дорого возьму. По рублю. Идите лучше в ординарный…— Он признался в своем корыстолюбии с такой подкупающей искренностью и с таким проницательным знанием платежеспособного спроса, что Фант покраснел и ощутил себя бедным, по Эмилю Золя, студентом, выпрашивающим милости дорогой кокотки. Ему почему-то стало стыдно. Страшно захотелось царственным и многообещающим жестом уничтожить сомнения прозорливого стража, даже если бы по прибытии на место назначения пришлось оставить в залог фотоаппарат и скачками нестись на рекбазу за недостающими копейками. (Напомним, что финансовая состоятельность Фанта в данный момент оставляла желать много лучшего. Если несколько часов назад наш герой мог с презрением отвергнуть недостойные намеки Директора Обсерватории и тем не менее испытывать уверенность перед лицом грядущих расходов, ибо в кармане похрустывал гарантийный четвертной билет, то теперь же — после прогулки на вульгарном магнитоходе, необязательного поедания страшно дорогой синей земной скумбрии и оставшегося на мартане трехкопеечного хамского пива — кредитная база основательно пострадала. Вообще, нет ничего более зыбкого и нелогичного, чем структура цен на Орпосе. Здесь бывает, что пятак — это очень много, а случается, что и пореформенный червонец — не деньги. Словом, Фант прекрасно понимал: впереди лежала еще большая часть отпуска и ждать дотаций от какого-нибудь благотворительного фонда не приходилось. Следовательно, оставалось одно: строжайшая экономия.)
Фант открыл было рот, потом обернулся, нашел глазами стороннюю ко всему происходящему Иоланту, зябко повел плечами и — вместо вельможного: «По рукам!» — произнес жалкое: — Ординарный… Это в какую сторону?..
Потом было разное: новый желудочный спазм и запоминание подходящей укромной урны на случай неожиданности, психологический выбор дешевого кара с самой отзывчивой, судя по внешности, проводницей и строго рассчитанное выжидание, пока она не наговорится с начальником снаряда и останется одна, сбивчивое объяснение просьбы и неожиданно быстрое, даже подозрительно охотное согласие без малейшего торга…— и вот уже снаряд трогается, унося в обратный путь наших героев: Фанта, скорбно скрюченного в кресле у стены, и Иоланту, жестко-вертикально застывшую в кресле у прохода. Можно выразиться и так: если Иоланта приняла позу, про которую в народе говорят — будто восклицательный знак проглотила, то и вид Фанта совершенно аналогично не оставлял никаких сомнений насчет того, какой знак он мог умудриться заглотнуть.
Так они и ехали. Молчали.
Остановки через две в кар сели законные — с билетами — владельцы кресел. Фант с Иолантой переселились в пустующий отсек. Потом и там собралась легальная публика. Фант с Иолантой на этот раз остались, но в виде неформальной компенсации за стеснение предложили свои услуги, чем пассажиры и воспользовались. Сначала Фант стерег чьи-то баулы, пока их хозяева ходили в ресторан. Потом
Иоланта развлекала чье-то безнадзорное дитя, норовившее забраться с ногами на столик и дернуть за рычаг экстренного торможения. Потом Фанта пригласили посодействовать в борьбе с одним строптивым чемоданом. Чемодан этот напоминал извлеченную на поверхность океана глубоководную рыбу и был до того набит барахлом (что характерно — земным, значит, контрабандным), что раскрывался самопроизвольно, зато для закрытия его требовалось от четырех до восьми физически развитых мужчин. Невзирая на контрабандный товар, хозяева вещей вели себя спокойно. Чего нельзя сказать о Фанте. Наш герой натужно налегал на крышку и с жутью в душе соображал, успеет ли он отвернуться, если очередной позыв одолеет-таки его раньше, чем замки защелкнутся, и, кстати, что будет, если отвернуться он тем не менее не успеет, а норовистая крышка победно распахнется. Потом чемодан все же усмирили, но теперь владельцу тучного багажа приспичило перекрыть принудительную вентиляцию: дует. Фант, серый от дурноты, закручивал вентиль. Потом…
Словом, что и говорить, наши герои были безумно рады, когда второй контролер — пышноусый мужчина — неожиданно отозвал Фанта в сторону и заговорщически сообщил, что на предыдущей станции в снаряд вошла линейная инспекция. Это означало мгновенный и безоговорочный конец всем услугам. Ибо Фант с Иолантой были «зайцами», а для «зайцев» спасение от инспекционного позора только одно: ресторан.
— Остановки через две ОНА сойдет,— поучающе шептал усатый,— и можно будет вернуться. А если в ресторане кто пристанет, скажи, мол, отсек такой-то, а кара, мол, номер — забыл. И порядок.
— Пошли в ресторан, а? Скажем, мол, отсек третий, а кар не помним какой, если спросят,— опустив глаза долу, транслировал Фант Иоланте. Получалось, что он советуется, а не настаивает, как того требовала ситуация. Получалось, что он первый заговорил после долгого молчания, застоявшегося еще с вакуум-станции. Получалось, что он предлагает мириться и сообща давать отпор проискам судьбы. Получалось, что он в своем роде извиняется: ведь для извинения порой нужны не конкретные слова, а слова вообще.
Видит Бог, Фант этого и хотел: капитуляции.
— Интересно, чего это мы в ресторане будем делать? — спросила Иоланта. Она знала, что победителю не грех и по жеманничать.
— Посидим… Переждем… (Подавленный вздох.)
— Там ведь заказывать нужно! (Круглые глаза.)
— Попросим клубниколы принести. (Кривой смешок.)
— Хм… Клубникола!.. Не видала я клубниколы будто! (Глаза-щелочки.)
— Ну, пирожное там… По чашке кофе… (Униженная ухмылка.)
— Мне — два пирожных!
На языке дипломатии это носит название: мир с реституцией и репарацией.
топор, зажигалка и пассажирская скорость
…Уже Фант пил вторую литровую банку теплой клубниколы, уже Иоланта осовела от пахнущего кожей, безвкусного кофе, уже шел второй час их конспиративной отсидки в кар-ресторане, а ОН все говорил и говорил. ОН — это представитель великого клана случайных попутчиков, местообитание которых — вакуум-снаряд.
Известно: ни в магнитоходе, ни в дископлане, ни в межъярусном переходе, ни на вылазке в открытый космос, ни в гондоле межорбитального бота, ни в служебном буфете за обедом, ни в кинотеатре, ни в общественном туалете, ни при прохождении таможенного досмотра в контрольно-пропускном шлюзе, ни в приемной у дерматолога, ни на выставке рукоделия, ни в Музее искусств Орпоса, ни в приемной ОМОНа, ни на эскалаторе, ни в лифте, ни в Большом Соленом Бассейне, ни в библиотеке, ни в нотариальной конторе, ни в продуктовом распределителе, ни в очереди за билетами на балет «Спартак» Арама Хачатуряна — человек не станет хватать первого встречного за пуговицу (за нос, застежку скафандра, вакуум-клапан, вилку, шланг жизнеобеспечения, плавки, руки и так далее) и честно докладывать о прожитой жизни, начиная с доутробного периода и кончая видами на внезапную смерть богатого троюродного дядьки, безвыездно и безвестно проживающего последние пятьдесят лет в австралийском штате Новый Южный Уэльс. Иное дело — отсек пассажирского вакуум-кара. Здесь любой незнакомец, нахально подсаженный ночью где-то между Сектором Органического Синтеза и Кольцом Гелиоустановок, преспокойно разбудит вас и примется с ходу рассказывать о благополучном избавлении от прошлонедель-ного вулканического прыща, а то и поделится глубинными познаниями из жизни летающих тарелок, подкрепив это воспоминанием о личной встрече с подобным феноменом при полете его на высоте девятнадцати метров в направлении юго-юго-восток в районе излучины реки Оки близ деревни Дединово на рассвете 14 марта 1998 года — дня кончины нежно ненавидимой тещи, мир ее праху. О, нет-нет, мы сами никогда не бываем такими. Это все они — случайные попутчики. Флюиды, что ли, там, располагающие к откровенности,— в вакуум-тоннелях? Черт его знает!