Земля
Шрифт:
Наконец дыхание установилось, пульс умерился. Фант заерзал, чтобы встать на ноги и пуститься в путь дальше,— тут-то магнитные бахилы и соскочили с ног. И исчезли в бездне воздушного колодца. Даже эха не донеслось…
Что делать? Очевидно, возвращаться другим путем. Фант еще не знал, что это будет за путь, зато в точности представлял, каким будет возвращение. Вернется он, провидел Фант, овеянный радоном и водяной пылью, а озадаченная, встревоженная молодая жена, проснувшаяся в одиночестве, будет, заламывая руки, метаться по алюмотитановой клетушке и, завидев его, бросится ему на шею в слезах.
Вот и радоновые Теплые Ванны: три коридора ведут к трем бассейнам на
Фант выбрал центральный коридор, полого спускавшийся метров на десять вниз. Даже не огляделся как следует: выскочил к самой воде, скинул с себя все, что было, на бортик и — как есть нагишом — плюхнулся в бассейн. Он твердо знал: до восьми утра здесь не будет ни души. Нырнул. Отплыл под водой, тараща близорукие глаза на зелено-голубую мозаику керамического дна, вынырнул и отмахал кролем до пятиметровой вышки, торчавшей посредине бассейна. Дай-ка, думает, залезу на верхнюю площадку — там ветерок,— лягу на спину и долго буду так нежиться, пока голод не заест или жажда не приключится, а уж потом назад поплыву.
И действительно, полез наш Адам по ступенечкам, раза три оступался неуклюже, но все-таки на верхнюю площадку вскарабкался. Просторная, сухая и теплая была эта площадка — во всех отношениях, прямо скажем, удачная. Для начала Фант уселся комфортабельно на краешек — лицом и прочими фасадными частями тела к берегу, свесил ножки и принялся глаза щурить: Теплую Ванну разглядывать. Толку от этого мало было — очки мой Автор на бортике оставил, но все же какие-то расплывчатые цветные пятна мог оценить. Изумрудное — это стены. Коричневые, желтые, оранжевые, розовые пятна — это лежаки. Темно-зеленые — карликовые пальмы. А вот это что такое? Яркое, красное, метрах в пятидесяти от брошенной им одежды. Дивился Фант, вглядывался подслеповато, а когда в довершение всего и тихие смешки до него донеслись, и говор приглушенный — сразу все понял. И покраснел от ушей до щиколоток. Ибо красное пятно было надувным тентом, в тени же его расположилась малая группа ранних санаторников — две девушки и юноша. Они-то и смеялись, и с неподдельным интересом Фанта разглядывали. Да отчего же не веселиться: сидит на вышке некто голый и мокрый и пялит на них, в тени отдыхающих, круглые глаза, лишенные диоптрий. Как не прийти в хорошее настроение?
Фант наш от досады-то долго вразумиться не мог, как поступить в такой ситуации. Сидел пунцовый и хлопал ресницами. И все взять в толк не умел, чего же это он не приметил веселую компанию заблаговременно? Как получилось, что сбросил он с себя все покровы и даже фигового листа не оставил? Как удалось ему на вышку забраться и во всей красе перед незнакомым женским полом предстать? Додумал Фант все эти стыдные мысли, потом хотел было покраснеть еще больше, но не получилось: озяб он от ветерка и от позора, поэтому не малиновым, а сизым стал, в пупырышках к тому же,— очень малоприятное зрелище, должен вам заметить,— и, прикрывшись неумело, шатнулся с пятиметровой высоты в спасительную воду. Шлепок вышел знаменитый, фонтан чуть ли не до светосвода взметнулся, а нового взрыва веселья Фант лишь по одной причине не услышал: под водой был, отбитым животом мучился и оскорбленным достоинством.
Потом мой Автор долгонько из моря вылезал. Все пытался так сподобиться, чтобы между ним и компанией пальмы оказывались — да разве это прикрытие?! А когда пальм в створе, как Фант ни крутился, не осталось, пополз, извиваясь, по галечке и уж так тянулся к одежде, так дрожащей рукой сучил, что хоть снимай эту сцену на пленку и вставляй в шпионский фильм: подобным же образом контрразведчик наш — в свалке — отброшенного пистолета домогается, истекая…
Господи, и какой же здесь хохот раздался! Девицы — те чуть ли не скончались, животики надрывая. Слезы из глаз катились — сам видел… Забавно, что сами прелестницы были в одних лишь трусиках. Да и трусики эти — одно название: треугольник ткани на лобке да тесемочки промеж ягодиц. Впрочем, женская пляжная мода на Орпосе куда более беззастенчива, чем мужская. К тому же в данной ситуации дело не в моде, а в Фанте (то бишь, Авторе): он у нас с детства чрезвычайно стыдливый — прямо патология какая-то, ужас!
Ну ладно. Оделся мой Автор. Напялил и трусы, и джинсы, и рубашечку. Очки нацепил, часы — все как положено. Подхватил магнитные рукавицы и тут же уволокся подальше — с глаз долой. Сел в пустом коридоре у стеночки, переживать начал. Едва ли не плакал от обиды, но держался. И мутным взором озирал окрестности: как же исчезнуть из этих мест, как перенестись к милой Иоланте да забыть скоренько все происшедшее? Мало утешительного принесли ему наблюдения. По воздушному колодцу не спустишься — без бахил-то, а транспортной схемы бальнеологического отсека он не знал.
Выждал Фант минут пятнадцать, потом — делать нечего — отправился назад, к той самой веселой компании. Шел побито, но мужественно, и здесь я перед ним преклоняюсь: если человек решил чашу до дна испить, а там будь что будет, то это уже не просто человек, а прямо Сократ. Поэтому — шапки долой!
Компания следила за его приближением, перемигиваясь. Девицы так просто пыжились от подавленного смеха, но гоготать в лицо не смели. А Фант шествовал бледный и даже какой-то торжественный: каждый шаг — последний в жизни. И дальше задался такой диалог:
— Извините ради Бога,— Фант говорил, слегка заикаясь, но старался сделать вид, будто ничего не произошло. (Между нами, ничего и не произошло: подумаешь, какие-то голые девки какого-то голого мужика узрели. И что?) — Как отсюда выйти можно?
— Это смотря куда вам попасть надо,— ответил юноша. Он уже пережил припадок веселья и сейчас даже несколько сочувствовал Фанту, вспомнив, хоть и с запозданием, о мужской солидарности.
— На третий ярус Гелиосектора…
— Ага… Ну, магнитоходом далеко, да и пересадку сделать придется. Можно дископланом, но вход на причал — по санаторной книжке. У вас есть она?
— Не-а…— Фант потупился. Видимо, речь шла о том самом колодце, по которому он сюда взобрался.
— Да… Предприимчивый вы человек. И как только сюда забрели?
Фант снова густо покраснел, но промолчал. Покраснел он, кстати, по многим причинам. Одна из них та, что никак, ну никак не мог он отвести взор от восхитительных женских грудей, пухлых, золотистых, с оттопыренными сосками, назойливо лезших в глаза.
— Тогда только лифтом,— заключил юноша. Он смотрел на Фанта уже не с сочувствием — с жалостью. Понял-таки, что его собеседник не принадлежит к санаторной элите.— Ключа у вас, разумеется, нет…
Женский пол в очередной раз переглянулся и снова захихикал.
Груди заколыхались.
— Да тише вы! — прикрикнул на спутниц юноша.— Надо же понять человека! Держите ключ.— Он подал Фанту металлический стержень с дактилоэлементом.— Третий коридор направо, дверь с синим треугольником. Ключ положите на коробку оповещения. Если дотянетесь.
— Дотянусь…— пообещал Фант и расплылся в улыбке.—
Огромное вам спасибо!..
— Приходите еще,— засмеялись девицы.
— И вам спасибо,— сказал Фант, испытывая острое желание… Нет, эту фразу лучше не продолжать. Лучше так и оставить: «испытывая острое желание…».