Земная твердь
Шрифт:
— Правильно, Илья Васильевич, — вскочил на ноги Покатилов и потянулся к рукоятке телефона. — Тут надо разобраться. Притиснутый к столу Свяжиным и Покатиловым, Крутых вместе со стулом отодвинулся к окну:
— Ну, народец, язви его душу.
XXVII
Молодежь лесоучастка за лето срубила себе клуб с комнатой для библиотеки, с кинобудкой на одном конце и со сценой и прирубком для артистов на другом. В клубе пока неуютно, потому что стены зияют провалами конопаченных мохом пазов, а потолок — исколотые
В прирубе за сценой начались спевки хора. Там подобрались одни девчонки. А ребята? Недавно карагайские комсомольцы прислали лесорубам большую кипу книг и бильярд. Книги еще не разобраны, и парни в помещении библиотеки играют на бильярде в домино. Там до полуночи стоит шум, а в окна валит табачный дым, будто пожар случился — того и гляди пламя вымахнет.
Вечер. В поселке дремлет тишина. Чу! С небес сорвался и долетел до земли журавлиный плач. Вторые сутки день и ночь идут птичьи косяки на юг: где-то близко, на подступах, грядут первые заморозки.
У пожарного сарая пробило восемь. В клубе идет собрание.
Когда Виктор Покатилов сделал свой невеселый доклад о дисциплине и сел, кто-то из парней пробасил:
— Мертвяков не откапывают.
— Нет, надо дать по заслугам.
— В Карагай написать, — взвизгнул девичий голос.
— Сторожев не мог убежать.
Председательствовала Ия Смородина. Она то и дело поправляла очки на своем носу-пуговке, стучала тонкими пальцами по крышке стола. Когда устоялся шум, слово взял Тимофей Крутых, мастер участка.
— Пришла, товарищи, пора поговорить нам начистоту. Прямо. Нет у вас никакого порядка. И почему? Да потому, что все у вас построено на круговой поруке.
— Как же это так? — выкрикнул Костя Околоко.
— Да вот так. Не может быть, чтоб никто из вас не знал, что Молотилов собрался бежать. Почему не пришли и не сказали мне? Это раз. Варнака Сторожева надо было выгнать в первый же день. Были такие голоса? Были. Вы его оставили. Это два. А он увидел слабинку, я говорю, свершил кражу и утек самостоятельно…
— Врете без стыда, без совести, — раздался над головами ребят громкий голос Зины Полянкиной. — Я знаю. Он может сделать все, но не украдет. Слышите вы, Тимофей Григорьевич? Петруха — не вор.
Крутых бросил грозный взгляд на председателя и вдруг, потеряв самообладание, крикнул:
— Пусть она выйдет! Я не стану пока говорить.
— Я выйду… Но… но…
Девушка, не выдержав, разрыдалась.
Зал загудел, загудел гневно, неудержимо. Ия Смородина встала и молчала, не зная, что делать. Крутых понял, что сила, поднявшаяся в зале, сломит его. Он сник головой, отошел от стола и, будто подтолкнутый в спину, сбежал по ступенькам в прируб за сценой. Все тело его обливалось липким потом; ноги тряслись и подсекались в коленях.
А в зале — услышал он вдруг — наступила удивительная тишина.
XXVIII
На Волчьих Выпасках места заболоченные и низинные. Вот с них и взялась осень грабить
Вчера был дождь, а сегодня хмарь сухая на небе. Тереха сидит у костра на колоде, близ своей избушки, и, ссутулив узкие плечи, не мигая, смотрит в огонь. Над ним с места на место, посвистывая, снуют рябчики.
На матерую дуплистую сосну, под которой Терехина избушка, упал серый рябчик, упал и растворился в пепельном налете лишайника. Через полминуты на дереве звенькнул серебряный колокольчик — это хохлатка. Осмотревшись, она запела свою призывную осеннюю песенку. В ней слышатся тоска и нежность. Тихо. И вдруг где-то рядом отозвался ответной свирелью петушок. У рябчиков осенние свадьбы. Только парами теперь летают они, вместе весну будут ждать. Впереди зима — вдвоем веселее и легче пережить ее.
Сидел Тереха недвижно. Слушал лесную свирель и, стыдясь себя, завидовал маленькому птичьему счастью. Потом неуловимо быстро вскинул лежавшее на коленях ружье и неожиданно сокрушил тишину громовым выстрелом. С дуплистой сосны, обмякнув, как тряпочка, рассыпая невесомые перышки, упала певунья-хохлатка. Когда Тереха поднял ее, легкое тельце еще теплилось жизнью. Он своей землистой и корковатой рукой пригладил перья птицы и стал откачивать ее в ладонях.
Может быть, в его бобыльском сердце ворохнулась жалость к тому осиротевшему петушку, который теперь, потеряв подругу, один будет коротать студеную зиму, как коротает всю свою жизнь он, Терентий Выжигин. Тереха сунул убитую птицу в карман брезентовой куртки, достал с крыши своего жилья в сплошных наростах ржавчины лопату и тихим шагом направился к грани поляны, где врос в землю покрытый мхом большой камень-валун.
За последнее время с Терехой происходит что-то совсем непонятное. Еще в середине лета он вдруг угрюмо затосковал и почти перестал разговаривать с Батей. Может быть, Тереха был сражен тем, что Лидия Павловна Скоморохова, тайная мечта Терехина, вышла замуж. А может быть, мысли обуяли его сумятные. Все может.
После ухода Бати стояла ясная летняя погода, но Злыдень, злой и усталый, целыми днями валялся на нарах в своей избушке. В это мрачное время и ударила в его голову мысль-догадка: наверное, нашел кто-то сейф. Ведь в первые годы коллективизации не на Выпасках, конечно, а поблизости колхозники сено по еланям косили, кедровые орехи заготовляли.
Тереха начал припоминать, кто из громкозвановских мужиков бывал здесь и кто из них — необъяснимо почему — начал вдруг справную жизнь. Таких насчитывалось до пятка. А о Марке Скурихине даже поговаривали, что он где-то под Москвой сгрохал себе дом. На какие деньги этот голодранец мог так обстроиться?
Беда не приходит одна. Как-то возвращался он с утиных болот на становье и, перебираясь через неглубокую падь по лесине-сухарине, оборвался вниз. Сгоряча ничего не почувствовал, а утром не мог встать: оказалось, крепко зашиб поясницу.