Земное счастье

Маркосян-Каспер Гоар

— То есть?

— Сегодня я проснулся и обнаружил, что я совершенно пустой. Совершенно. Я выложился весь — до последнего. Я был не в состоянии даже встать. Это могло означать только одно, и когда я постарался вспомнить, понял, что так и есть. До вчерашнего дня пограничный контроль я все же удерживал. А теперь полетел и он. До сих пор я позволял себе такое только с профессионалками.

— Кем? — спросил Дан растерянно.

— Ах да, тут у нас разночтения. У вас профессионалками называют тех, кто доставляет удовольствие мужчинам, так? А у нас это те, что ищут удовольствий для себя.

Женщины с большими возможностями восприятия и опытом, который позволяет им не пострадать психически… И я обрушил эту бурю на бедную Наи. Я боялся посмотреть ей в лицо. Потом решился. Понял, что на этот раз обошлось. Подумал, что ладно, зато у меня есть теперь пара дней — обычно, Дан, после таких штук пару дней бываешь, как вареный. Энергетический кризис, так сказать. И что ты думаешь? Я решил немножко полежать и поразмыслить. И через каких-то полчаса вдруг понял, что я уже в норме. Черт знает что! Не понимаю, как это возможно. Откуда? После таких затрат… И главное, стоит мне только на нее взглянуть, и сразу туман в голове. Безумие. Еще несколько минут, и меня потащило бы на новый круг. А это просто катастрофа. И тогда я позвонил тебе… Что ты так на меня смотришь? Не понимаешь? Ну это было бы уже самое настоящее насилие.

— Тут какой-то парадокс, — возразил Дан. — Она ведь тебя любит.

— А что это меняет?

— Насилие это когда против желания. А любовь это, в первую очередь, желание. Непреходящее.

— Красиво выразился. Но непреходящее не значит постоянное. Бывают периоды, когда желание пропадает.

— Это когда же?

— Когда оно удовлетворено.

— Но это лишь мгновения!

— Тут ты ошибаешься. Судишь по земным меркам.

— Да?

— Да. У меня ощущение, что ты не понимаешь меня, Дан. Ты веришь мне на слово, поскольку знаешь, что я не бог весть какой лгун, но не понимаешь. Потому что не представляешь.

Дан промолчал.

— Как ты думаешь, где Наи? — спросил вдруг Маран.

— Где?

— Спит.

— А мы не разбудим ее?

Маран, не отвечая, наклонился и поднял с пола пустую бутылку.

— Они по-моему не бьются? — спросил он.

Удивленный Дан покачал головой.

Маран взвесил бутылку на руке, размахнулся и с силой запустил ее в противоположную стену, ту, за которой находилась вторая комната каюты. Переборка загудела, как гонг, неплотно притворенная дверь с грохотом захлопнулась, потом открылась настежь.

— Ты что, спятил? — возмутился Дан. — Разве так будят?

— Она не проснется, — сказал Маран, протягивая руку к пульту. В соседней комнате вспыхнул свет, но никакого движения, никакой реакции на шум и вспышку.

— Ну что, — спросил Маран, — дошло? — И ответил сам: — Все еще нет. Что ж, придется тебе кое-что показать.

Он встал и пошел в ту комнату.

— Показать? — пробормотал Дан с испугом.

Маран оглянулся на него и, несмотря на всю свою озабоченность, рассмеялся.

— Не то, что ты думаешь. Иди сюда.

— Но…

— Иди, иди. Какой из тебя ученик, если ты не можешь себе представить, чему собираешься учиться.

Дан неохотно выбрался из своего глубокого кресла.

Наи лежала на спине, вытянувшись и раскинув руки, легкое покрывало

почти не скрывало очертаний ее тела, и Дан смущенно отвел глаза. Маран бросил взгляд на ее лицо, сказал:

— Смотри.

И ушел.

Дан осторожно приблизился к изголовью и заглянул в лицо Наи. И застыл. Он простоял долго, потом вернулся в первую комнату и сел напротив Марана, который успел разлить очередную порцию коньяка по бокалам и рассеянно вертел свой в руке. Увидев Дана, он взглянул на него вопросительно.

— Друг называется, — сказал Дан, хватая бокал. — Ты… Ты… — Он судорожно глотнул коньяк и выдавил: — Ты же знаешь, как я люблю Нику! Я бы пять лет жизни отдал, чтобы раз увидеть у нее такое лицо.

— Ну-ну, не нервничай, — сказал Маран успокаивающе, — не надо жизнь отдавать. Увидишь и так, я тебе обещаю.

Дан горько вздохнул.

— Почему ты мне раньше не говорил? Почему? Почему? Почему вы скрывали от нас это? Нечестно! Некрасиво! Почему ты, мой друг, скрывал это от меня?!

— Извини, Дан, — голос Марана звучал виновато. — Конечно, я должен был рассказать землянам. Но мне не хотелось колебать ваше наивное чувство превосходства. Дикари, не знающие, что такое демократия и межзвездные полеты. Каменный век…

— Неправда! Я никогда… Не знаю, как другие, другие, может, и… Не знаю! Но я никогда не испытывал по отношению к тебе никакого чувства превосходства, скорее наоборот. Ты несправедлив.

— Я знаю, Дан, — ответил Маран мягко. И лукаво добавил: — Не испытывал, но все время удивлялся этому сам, как же так, почему я не испытываю чувства превосходства по отношению к человеку из позапрошлого века. Разве нет?

Дан остолбенел.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты все и всегда знаешь?!

Маран пожал плечами.

Дан посмотрел на него испытующе, подумал.

— Раз уж ты такой проницательный, — буркнул он, — ты должен знать и то, что подобные мысли посещали меня раньше. Давно. Не теперь.

Маран кивнул.

— Ладно, — сказал Дан со вздохом. — Забудем. — И поднял бокал.

Маран молча поднял свой в ответ.

— Ты хочешь, чтобы я был тут весь день?

— Ну… Видишь ли, пока она спит, я за себя не боюсь. Но когда она проснется и начнет опять меня заводить, я могу не выдержать. Понимаешь, тут есть некоторые… отягощающие обстоятельства, что ли. Наши женщины дают себя вести. Они не делают ни одного шага сами. А она рвется мне навстречу. И тянет дальше. Мне приходится останавливать не только себя, но и ее. И на это меня уже не хватает. С собой справиться не могу, куда уж…

— А когда она проснется? — спросил Дан.

— Через пару часов, я думаю.

— Понятно. А что ты ночью собираешься делать?

Маран развел руками.

— Я бы взял другую каюту. Но, как назло, нет ни одной свободной, я уже выяснял. Пойду в ночной бар, тут ведь есть такой.

— А Наи? Ты объяснил ей, что к чему?

Маран промолчал.

— Ты ей так ничего и не сказал? Поэт ведь советовал тебе…

— Не могу, Дан. Язык не поворачивается. Что она обо мне подумает, если я признаюсь, что не способен справиться со своими функциями? Ведь это моя обязанность — оберегать ее… От меня же самого!