Земное счастье
Шрифт:
— На Земле тоже немало ядовитых грибов, — заметил Патрик.
— Да, — возразил Маран. — но съедобных-то куда больше. И добавлю один факт, на который обратил внимание, немножко почитав о земной науке. Торенские биологи не ставят опытов на животных, почему, раскопать не успел, то ли из этических соображений, то ли когда-то обнаружили несопадения… Словом, с Тореной понятнее. А с Землей… — Он помолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, потом сказал: — В итоге у меня возникла одна идея. — Он обвел присутствующим испытующим взглядом. — Возможно, Земля и есть Эдура.
— Черт возьми, — воскликнул
— Интересная мысль, — проговорил задумчиво Железный Тигран.
— Простейшее предположение, — сказал Маран сдержанно.
— Мне это простейшее предположение в голову не пришло, — заметил Тигран, глядя на Марана с любопытством. — И никому другому. Я имею в виду Патрика и Дана. Не так ли?
Ни Патрик, ни Дан его не опровергли.
— Это означает, — сказал Маран, — что никто из вас не заражен земным… патриотизмом.
— Ты хотел сказать, шовинизмом, — поправил его Тигран. — Скажу тебе сразу и на будущее. Не знаю, как в прочих организациях, учреждениях и тому подобное, но в Разведке такого нет и не будет. Во всяком случае, пока я сижу за этим столом. Запомни это. И извини за отступление в сторону. Продолжай.
— Собственно, я почти все сказал, — отозвался Маран. — Мне остается только повторить то, что я уже говорил перед отлетом на Торену. Вариант первый: мы обнаружим на предполагаемой Эдуре колонию, аналогичную прочим, на уровне развития, едва ли превышающем земной, скорее всего, более низком, так как признаков появления их в космосе нет. На эффект Нортона, как я понимаю, мы в данном случае опереться не можем?
— Слишком далеко, — сказал шеф.
— Второй вариант: мы попадаем на материнскую планету. А там? Один факт бесспорен или почти бесспорен: эдуриты свои колонии не посещают. И не посещали уже очень давно. Что это может значить? Колонии отколовшиеся, вычеркнутые и забытые, как предположил Поэт? Но на десятки тысяч лет? Маловероятно. И потом, если б они и отказались от именно этих колоний, но продолжали развиваться и заселять другие миры, им сейчас принадлежало бы полгалактики, и мы, вернее, вы, неизбежно уже где-нибудь с ними столкнулись бы. Более реалистичным выглядит предположение, что цивилизация на материнской планете угасла.
— Война? — спросил Дан.
— Или любая другая катастрофа.
— То есть ты полагаешь, что мы найдем мертвую планету?
— Необязательно, — сказал Маран медленно. — Это ведь было очень давно. Они могли частично уцелеть, выжить и выйти на новый виток. И сейчас снова быть, допустим, на нашем уровне. А могли и пойти новым путем.
— Каким?
— Трудно сказать. Зависит от исходной точки. Если они скатились до полной дикости, один вариант. Если сохранили часть культуры и смогли осмыслить случившееся, другой вариант. Вернее, множество вариантов, в зависимости от того, какую именно часть культуры им удалось сохранить. Наконец, они могли мутировать. Я не берусь предсказывать. Надо посмотреть. В конце концов, есть еще судьба Палевой. Постепенная деградация. Вырождение.
— Это все? — спросил Тигран.
— Пожалуй.
— Вопросы?
— Ты пропустил возможность с простейшим предположением, — сказал Патрик.
— Я не пропустил. В этом случае работает первый вариант: планета-колония. Что касается Эдуры.
— Да, но что касается самой Земли?
— Что касается самой Земли, придется, наверно, вспомнить о теории катастроф.
— Это надо, как следует, обдумать, — решил Патрик.
— У кого-нибудь есть какие-либо дополнения или замечания? — спросил Тигран, и когда все, в том числе не проронивший ни слова, но напряженно внимательный Мит, по очереди покачали головой, сказал: — Мне тоже нечего добавить. Идите думайте. Даю вам два дня. Двадцать первого в одиннадцать собираемся здесь и обсуждаем. Все свободны. Маран, я жду от тебя предложений по составу экспедиции. К двадцать первому…
Маран не дал ему договорить. Он вынул из нагрудного кармана сложенный вдвое лист и положил перед шефом на стол.
— Правда, тут не хватает одной фамилии. Мне нужен биолог. К сожалению, я никого не знаю лично, так что… Впрочем, я изложил здесь свои требования к его кандидатуре.
— Уже все обдумал? — спросил Тигран с легкой улыбкой. И посерьезнев, добавил очень тихо: — Я вижу, ты понимаешь, что теперь с тебя спрос двойной.
— Да хоть тройной, — ответил Маран, глядя ему прямо в глаза. — Это мне понятно. Правда, есть вещи, которых я не понимаю, но… — Он не договорил, встал и пошел к выходу вслед за прочими.
— Остановись! — сказал ему вдогонку Железный Тигран, и, когда Маран остановился, но не обернулся, произнес, подчеркивая слова: — К земному патриотизму это отношения не имеет.
Маран бросил на него короткий взгляд через плечо, потом сказал Дану:
— Жду тебя в информатории, — и вышел.
— Обижен, — сказал Тигран со вздохом. — Черт бы побрал эту девчонку! Так спутать все карты!
— Какую девчонку? — спросил Дан.
— Да Наи! А ты чего, собственно, тут сидишь? Я же сказал, все свободны.
— Я должен вам кое-что сообщить, шеф, — сказал Дан бодро, хотя на душе у него скребли кошки, он с ужасом думал, как будут восприняты его запоздавшие на несколько лет сведения.
— Сообщить? Сообщай… Хотя погоди. Даниель! Раз уж ты оказался у нас как бы поверенным в делах… Ответь мне на один вопрос.
— Да?
— Ты, как я понимаю, имеешь полную возможность наблюдать… Скажи, как, по-твоему, это надолго?
— Что именно?
— Не прикидывайся дурачком! Этот… межзвездный роман.
— Я думаю, что… — начал Дан и перебил сам себя вопросом: — А вы их вместе видели?
— Где я мог видеть? — устало возразил Железный Тигран. — Я и дочь свою, негодницу, в последний раз видел после прилета с Палевой. Она примчалась на посадочную площадку штаб-квартиры, расцеловала меня, поздравила с успехом и улетучилась. Я не успел слова сказать. Потом обнаружилась в «фоне» на следующий день после того, как была сформирована торенская делегация. Это был весьма поучительный диалог, Даниель. «Папа, — сказала она, — ты знаешь, что я отдала мамин медальон.» Не вопрос, а констатация факта. «Да», — сказал я. «И знаешь, кому». «Да», — сказал я еще раз. «И понимаешь, что это значит». «Да», — сказал я в третий раз. «Мне остается только добавить, — заявила она, — что я не одолжила его на время, а подарила. Насовсем. Тебе все ясно?» «Да», — сказал я еще раз, и она отключилась.