Земное счастье
Шрифт:
— Разве ты можешь что-нибудь скрыть от Ники?.. Впрочем, я, кажется, начинаю тебя понимать… — Словно сам смущенный собственным признанием, он торопливо сказал: — Ладно, Дан. Только не сейчас, хорошо? На Земле.
— Конечно.
— А теперь поговорим о том, из-за чего я тебя позвал. Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне о Лахе. Я имею в виду те материалы, которые ты добросовестно… я за тобой не следил, конечно, но в твоей добросовестности не сомневаюсь… изучал, когда считалось, что мы отправимся в Лах.
— Но ты
— Боюсь, что я был плохим учеником, — сказал Маран. — Открою тебе маленький секрет. Это ведь происходило в период между тем, что все считали выздоровлением, и моментом, когда я стал умирать во второй раз…
— Умирать? — переспросил Дан.
— Ну да. Хотя до реанимации тогда не дошло, но ощущение умирания было полное. Не хватает воздуха, останавливается сердце, и уходит сознание. Чего же больше?
— Больше нечего, — согласился Дан, сразу вспомнив эту «вторую смерть». Они сидели утром в столовой за завтраком, сам он уплетал за обе щеки, а Маран даже не притронулся к еде, только с усилием глотал кофе. Дан обратил внимание на его неестественную бледность тогда, когда он, оставив недопитую чашку, вдруг встал и сказал: «Пойду к себе. А лучше прямо к Индире.» «Тебе нехорошо? — спросил обеспокоенный Дан. — Проводить?» «Да нет, дойду. — Маран сделал шаг, добавил: — Наверно», Дан решил идти за ним, но вздумал допить кофе, и, пока смотрел на чашку, услышал грохот опрокинувшегося стула — Патрик, сидевший чуть дальше, сбив стул, кинулся как раз вовремя, чтобы подхватить Марана, а затем вместе с подоспевшим Даном кое-как довести до медотсека, где совершенно потерявшая голову Индира, размазывая слезы по лицу, говорила: «Ничего не понимаю, ну ничегошеньки. Три дня назад кровь была нормальная, а сегодня сосуды буквально пустые»…
— Я, кажется, догадываюсь, в чем дело, — сказал Дан. — Радиолог ведь мне потом объяснил, что чужая кровь работала не в полную силу, и у тебя все время должно было быть кислородное голодание. Но по тебе ведь никогда ничего не видно. Я подумал, что он преувеличивает. Нет?
— Нет, — сказал Маран. — Голова у меня была, как в тумане. Просто я думал, что пройдет, и старался как-то пересилить. Тем более, что узнал про бомбу. Ну и олух я! Хорош я был бы в таком виде на Торене. Повезло, что я свалился там, на станции, до того, как мы успели улететь… Словом, я плохо соображал. И почти ничего не помню.
— А что ты хочешь знать про Лах? И зачем?
— Я думаю, что Патрик прав, Дан. Периценцы наверняка тоже из нашей команды. Еще одна грань, и я хотел бы знать о ней как можно больше. Конечно, в Разведке можно будет взять все материалы и посмотреть, но я, как ты понимаешь, уже верчу в уме всякие варианты и не хочу ждать. Так что рассказывай все подряд, если случатся повторы, не страшно. Дай только закажем кофе.
Он отставил бокал с недопитым коньяком и потянулся к
Когда Дан вернулся к себе, три женщины, уютно усевшись в кружок (он сразу вспомнил клуб рыболовов), оживленно болтали.
— Судя по вашим румяным лицам и блестящим глазам, девочки, вы обсуждаете нашего брата, — сказал он шутливо. — Продолжайте, я пойду в библиотеку.
Но Наи уже вспорхнула со своего кресла — Дана не покидало ощущение, что она то ли ходит по воздуху, то ли летает, и исчезла.
— Никогда в жизни не видела столь счастливой женщины, — сказала Ника, когда дверь за ней закрылась.
— Несколько дней назад ты утверждала прямо противоположное, — напомнил Дан, усаживаясь в угол дивана.
— Что было, то и утверждала, — сказала Ника. — В том-то и дело, наверно, нет счастья без печали. Никак не пойму, завидую я ей или сочувствую.
— Сочувствуешь? — удивился Дан. — С чего бы это?
— Так ведь произошло именно то, о чем я тебе говорила. Он ее поглотил. Растворил в себе. Она совершенно потеряла рассудок.
— В чем это выражается?
— Она говорит только о нем. Что сталось с той неприступной особой, которой ты звонил при мне перед первой экспедицией на Палевую? Куда делась гордячка, которая ни словом не выдала своих страданий, когда вы вернулись, а он остался там? Как только разговор уходил в сторону, она сразу отключалась и уплывала. Какое-то безумие!
— Почему ты так сокрушаешься? — усмехнулся Дан. — Может, если б и ты растворилась, ты была бы такой же счастливой.
— Я и так счастлива, — отрезала Ника и вдруг поглядела лукаво: — Ты же не умеешь этого, Дани.
— Чего?
— Растворять.
— Погоди, еще научусь, — пообещал Дан зловещим тоном.
— Ха-ха! Он научится. Вот умора! Ты слышишь, Дина, что он говорит? Он полагает, что этому можно научиться. Дани, радость, с этим рождаются.
— Я, пожалуй, пойду к себе, — сказала смущенная Дина.
— Не обращай внимания, — вздохнул Дан, — мы не ссоримся, мы просто шутим.
— Да, — весело подтвердила Ника и звонко чмокнула Дана в щеку. — Каждому свое.
— Я все равно пойду. Почитаю немножко, за обедом встретимся.
— Погоди, — остановил ее Дан. — Я хотел бы задать тебе пару вопросов. Насчет… Ну отношений полов. Объяснишь мне кое-что?
— Если смогу, — сказала Дина неуверенно.
— Он что, так ничего тебе и не рассказал? — возмутилась Ника.
— Рассказал. Мне просто хотелось бы представить, как это выглядит с другой стороны. Ну с женской точки зрения. Вот женщина решила себе кого-то найти, она идет, допустим, в бар и…