Земной круг
Шрифт:
«Стязи ревут, а погании бежат», — сказано в «Задонщине». Напрасно Мамай взывал о помощи сразу к четырем богам — Перуну и Салфату, Раклю и Гурсу, вспоминал «великого пособника Махмета». Они остались безучастными к судьбе «московского царя» Мамая.
Неуготованными дорогами татары бежали к лукоморью. Они скрежетали зубами, раздирали себе лица.
Когда битва окончилась, русские воины стали возвращаться в строй.
Костромичи Федор Сабур и Григорий Холопищев нашли великого князя под березой, утомленного боем. Он возвратился под свое знамя, и вскоре Куликово поле услышало медные голоса победных труб.
Двенадцать
Что же сталось с Мамаем?
Он бежал с Куликова поля лишь с четырьми своими князьями и, влачась по степям, добрался до Крыма.
Мамай еще хотел мстить Дмитрию Донскому, идти на него и всю Русскую землю и стал собирать новое войско.
На помощь генуэзцев он, видимо, уже не надеялся: ведь в Каффе и Судаке ожидали, что святой Георгий пошлет богатую добычу — русских рабов, дорогие меха, московское серебро. А весть о втоптанных в землю Куликова поля генуэзских латниках встревожила европейских обитателей Крыма.
Мамай пошел вновь в сторону Москвы, но где-то возле Ворсклы, в литовских пределах, Мамаево войско завидело на востоке тучу, пронизанную блеском железа и стали. Это были азиатские полчища Тохтамыша. Они вышли из Синей Орды, успели взять Сарай и теперь шли по Мамаеву душу.
Мамай бежал.
В те дни консул Каффы грелся у камина в зале, где стояла машина для пыток, а на стене висел герб города Генуи.
Ему донесли, что Мамай бродит в окрестностях города и просит убежища.
Возможно, в консульском замке и состоялась последняя встреча «московского царя» с его иноземными союзниками. Он им был больше не нужен.
Софоний, старец-рязанец, творец «Задонщины», уверял, что «фрязове», то есть генуэзцы, вели с Мамаем приблизительно такой разговор. Почему ты, поганый Мамай, спрашивали они, посягнул на Русскую землю? В давние времена была Залесская орда, но тебе не быть Батыем. У него было четыреста тысяч воинов, он с ними Русскую землю завоевал, от востока до запада попленил всё, потому что Бог наказал русских за их грехи. Вот и ты, Мамай, пришел на Русь с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А теперь ты бежишь с девятью спутниками в лукоморье, тебе даже не с кем зимовать в степи. Видно, хорошо тебя угостили русские князья, что с тобой теперь нет ни твоих князей, ни воевод. Крепко же они захмелели на куликовских ковылях. Так беги, поганый Мамай, от нас через Залесье!
Тут мы поправим старца-рязанца Софония. Генуэзцы ни в какое Залесье Мамая не отправляли. Они вдруг вспомнили, что когда-то он выживал их из приморских и горных деревень, суливших большие выгоды каффинцам.
К воротам Каффы уже подступили тохтамышевцы. Консул приветливо встретил их. Тут и решилась судьба Мамая.
Каффинцы, очевидно, дали понять победителям, что беглец будет немедленно выдан, если стороны договорятся насчет судьбы этих крымских деревень.
Тохтамыш согласился с условиями генуэзцев и, более того, отдал им еще девять цветущих поселений южного берега.
Один из русских летописцев ошибся, повествуя о том, что Мамая убили сами каффинцы. Нет, он не попал в руки кавалерия, начальника над консульскими полицейскими, получавшего сдельную плату за каждого, казненного им. Просто каффинские а ргузиив широких плащах свели тучного Мамая по ступенькам замка и отдали его в руки нетерпеливых палачей из Синей Орды.
Он был казнен на рыночной площади Каффы, там, где обычно выставляли на продажу рабов. Это произошло 28 ноября 1380 года.
Весть о великой победе Дмитрия Донского вскоре разнеслась по свету.
«…Шибла слава к Железным вратам, к Риму и к Каффе по морю, и к Торному и оттуда к Царюграду на похвалу. Русь великая одолеша Мамая на поле Куликове», — писал старец Софоний.
Гости-сурожане сдержали слово, данное Дмитрию Донскому: в иных землях и народах узнали о Мамаевом побоище. Вскоре после 1380 года в одной немецкой летописи, например, были даже указаны потери Дмитрия Донского и монголов.
Вспоминая Константина Блока, бывшего в числе вестников победы, раскрываю заветный томик Александра Блока на странице, заложенной серебристым стеблем ковыля.
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат…В земном круге тесно человеческим судьбам!
В лесах Великой Перми
Три года прошло со времени Куликовской битвы, но каких три года!
Русь навсегда избавилась от Мамая.
Его сменил хищный Тохтамыш. Он пограбил русских торговых гостей в Булгаре, отнял у них лодьи и насады, переправился через Волгу и 26 августа 1382 года предательски взял Москву.
Тохтамыш разорил Владимир, Коломну, Звенигород, Можайск и другие города, захватил большой полон.
Москва медленно приходила в себя после страшного Тохтамышева нашествия. Осенью 1382 года к великому князю прибыл думный Карачинового хана, передавший Дмитрию Донскому тяжкие условия, поставленные Тохтамышем. Хан требовал золота и серебра, как будто ему было мало всей московской казны, захваченной в августовские дни.
В 1383 году в Москве появился пришелец с Севера, ниспровергатель идолов неистовый Стефан Пермский.
Я считаю, что он был первым распространителем вести об удивительной Золотой Бабе.
Стефан, уроженец Великого Устюга, с молодых лет отличался пытливостью и любовью к наукам. На устюжском торжище он не раз видел пермяков, живших тогда на Вычегде, Выме, Сысоле, Печоре, Ижме и на Верхней Мезени.
Мог он там встречать и полонную югру, захваченную устюжанами или новгородцами во время северных походов.
Постигнув начала пермяцкого языка, Стефан Храп, как его прозвали в Устюге Великом, удалился в Ростов-Ярославский и предался там научным занятиям. Он составил азбуку из двадцати четырех букв, приноровившись, очевидно, к пермяцким бытовым меткам и знакам, с этой азбукой поспешил в Москву и за год до Куликовской битвы получил согласие духовного начальства на отъезд в землю пермяков.