Земные радости
Шрифт:
— Больше не могу ждать. Я так хочу этого.
Он открылся Джону, и они разом упали в темный мир боли и наслаждения, пока боль и наслаждение не слились в одно и тьма не стала полной.
НОЯБРЬ 1627 ГОДА
На рассвете они проснулись от шума, производимого матросами на подходе к порту. Времени для слов не оставалось, да и то, что произошло между ними,
— Где мы ляжем сегодня? — спросил он.
— Не знаю, какой прием меня ждет, — отозвался Бекингем; его улыбка погасла. — Нам придется искать двор. Учитывая время года, есть шанс, что Карл сейчас в Уайтхолле. Возможно, мне будет непросто сохранить свое положение при дворе.
— При любом раскладе я ваш, — просто сказал Джон.
На лице герцога промелькнула слабая улыбка.
— Я знаю, — спокойно ответил он. — Пока мне нужно, чтобы ты был рядом.
— А после Уайтхолла?
— Домой на Новый год. — Бекингем изобразил покаянную гримасу. — К нашим любящим женам.
Традескант помедлил.
— Я мог бы отослать супругу в Кент, — наконец предложил он.
Элизабет и долгие годы брака казались теперь частью какой-то другой жизни, ничто не могло помешать его новому существованию, его новой любви, этой внезапно нахлынувшей страсти.
— У моей жены семья в Кенте. Она может навестить их. А я бы остался в Нью-Холле один, с вами.
— Нет надобности. Мы будем постоянно путешествовать, ты и я. Ты всегда будешь мне нужен. Люди станут сплетничать, но они всегда сплетничают. Ты будешь служить мне в спальне, как во время нашего плавания. Ничто не разлучит нас.
Встав коленями на кровать, Традескант потянулся к Бекингему. Двое мужчин обнялись. Кудрявые волосы герцога щекотали щеку и шею садовника. Рука Джона скользнула вниз по теплому телу господина и ощутила твердость его желания, что поднялось, приветствуя прикосновения.
— Ты хочешь меня, — заметил Джон.
— Очень.
— Я боялся, что все это продлится недолго, — признался Традескант. — Станет частью этих безумных дней. Поражения и горя. Я боялся, что сразу по прибытии в порт вы забудете меня.
Бекингем покачал головой.
— Только не сейчас. Я не вынесу, если останусь без тебя.
Говоря о своих чувствах после долгих лет добровольного молчания, Джон ощущал себя очень странно. Он казался себе таким свободным, будто открыл где-то внутри незнакомую территорию, личную Виргинию.
— Мы будем вместе, — пообещал герцог.
Он отбросил простыни, и у Джона при виде безупречного тела перехватило дыхание. Широкие плечи, длинные ноги, копна волос вокруг вставшего пениса, гладкая
— Я потерял голову от любви, как девушка! У меня просто дух захватывает, когда я смотрю на вас.
Бекингем улыбнулся.
— Мой Джон, — промолвил он, надевая льняную рубашку. — Люби только меня.
— Клянусь.
— Я серьезно. — Герцог выдержал паузу. — Не потерплю соперников. Ни жену, ни ребенка, ни другого мужчину, даже твои сады не потерплю.
Джон покачал головой.
— Конечно, никого и ничего, только вы, — заверил он. — Раньше вы были моим господином, но теперь я ваш душой и телом.
Бекингем надел алые лосины и красные штаны, расшитые золотом. Он рассеянно повернулся к Джону спиной, и тот завязал алые кожаные тесемки, наслаждаясь этой интимностью, этими небрежными прикосновениями.
— Ты мой талисман, — пробормотал Бекингем точно сам для себя. — Ты был человеком Сесила, теперь ты мой. Он умер, не замарав себя бесчестьем, и я должен умереть так же. Сегодня выяснится, простит ли меня король за эту неудачу.
— Не было никакой неудачи, — возразил Джон. — Вы сделали все, что могли. Неудачи были у других. Флоту не удалось доставить вам продовольствие и боеприпасы, но ваши отвага и честь были безупречны.
Герцог прижался спиной к садовнику и почувствовал теплое крепкое тело своего любовника. Он закрыл глаза. Джон обхватил руками герцога, наслаждаясь твердостью его груди по контрасту с мягкостью его кудрявых волос.
— Мне необходимо слышать такие слова, — прошептал Бекингем. — Только ты один убеждаешь меня. Мне необходимо знать, что ты веришь в меня, Джон, особенно когда я сам в себя не верю.
— Не припомню, чтобы вы хоть на миг испугались, — пылко произнес Традескант. — Ни разу я не видел ваших сомнений или трусости. Вы были лордом-адмиралом каждую минуту. Никто не сделал больше. Никто не может приуменьшать ваши заслуги.
Бекингем выпрямился, расправил плечи и поднял подбородок.
— Сегодня, какая бы ни сложилась ситуация, я буду мысленно повторять твои слова. На острове ты был всему свидетелем. Здесь тоже оставался со мной и любил меня. Ты человек, мнению которого доверяют. И ты мой — как ты там выразился? — душой и телом.
— До самой смерти.
— Поклянись.
Бекингем повернулся и с внезапной страстью схватил Джона за плечи, затем сжал его лицо ладонями.
— Поклянись, что ты мой до самой смерти!
Традескант не колебался.
— Клянусь всем святым, что я только ваш и больше ничей! И я пойду за вами и буду служить вам до самой смерти.
Это была страшная клятва, но Джон не ощущал ее тяжести. В его душу вселилось потрясающее чувство радости, что наконец он посвятил себя другому человеку без остатка, будто годы с Элизабет были всего-навсего поиском особой интимности, которую никак не получалось обрести. Женственность Элизабет, ее вера, их непохожесть — из-за всего этого он никогда не понимал ее по-настоящему. Между ними неизбежно вставали различия мнений, вкусов и образа жизни.