Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»
Шрифт:
Они стояли на палубе «Квадрата», среди кабельных бухт, металлических балок и броневых листов, среди работающих и снующих людей. Бутаков, взяв Мошенского под локоть, пригласил спуститься на пирс: там шума меньше, можно будет спокойно поговорить.
Бутакову хотелось узнать о командире плавбатареи хотя бы главное. Откуда родом, сколько ему лет, какое училище окончил, где служил…
Оказалось, что Сергей Мошенский родом из Запорожья. Работал на заводе электриком. Окончил рабфак. Был призван на флот и как передовой комсомолец с законченным средним образованием направлен на двухгодичные курсы командного состава.
— На Охте?! — Бутаков оживляется, глаза его лучатся добротой. Коренной ленинградец, столько лет прослуживший на Балтфлоте, он прекрасно знает Охту. Курсы, конечно, не то, что высшее военно-морское училище, но если учитывать опыт послуживших на кораблях командиров и уплотненный годичный курс обучения, то, пожалуй, это не так уж и мало.
Бутаков поинтересовался штатами плавбатареи, ее командным составом.
— Пятьдесят человек из запаса? А знаете, это неплохо. В запас уходят, как правило, специалисты опытные, здесь главное не то, что эти люди из запаса, а кто они и сколько времени в запасе пробыли… Во всяком случае, запасники в самый короткий срок будут половчее новобранцев из школы оружия.
Частые тревожные гудки звучат над морским заводом. Воздушная тревога. Бутаков и Мошенский посматривают на небо: вражеских самолетов не видно, однако пирс и верхняя палуба плавбатареи пустеют. Моряки укрываются на нижних палубах «Квадрата».
— Ничего, — набивая табаком трубку, говорит Бутаков, — вот скоро поставят вам зенитки, и тогда встретите их активным огнем. А вот и немцы!
Со стороны моря, высоко в небе, показалась тройка маленьких голубых крестиков — вражеские бомбардировщики.
По пирсу, прямо на Бутакова и Мошенского, идут, не замечая их, два матроса. На плечах у них деревянный брус.
— Товарищи краснофлотцы! Вы что, не слышали сигнала воздушной тревоги? — как можно строже обращается к морякам Мошенский. Те останавливаются, и первый, богатырского сложения, набычив голову, отвечает без всякой робости с сильным украинским акцентом:
— Та хиба ж их переждешь, товарищу старший лейтенант? Они ж, бисовы диты, нам робыть не дадут…
«А он ведь прав, — думает Мошенский. — Вот и Бутаков хитровато посмеивается… Во всяком случае, придется оборудовать свой НП, назначить на нем старшим одного из лейтенантов и в зависимости от степени воздушной опасности управлять работами по строительству…»
Мошенский хорошо знает краснофлотца Ивана Тягниверенко, прибывшего на плавбатарею из морпограншколы. Тягниверенко до войны входил в сборную команду Украины по тяжелой атлетике, и теперь его недюжинная сила как нельзя лучше пригождается там, где по-настоящему трудно и тяжело. А кто же второй?
— Кто с вами второй? — спрашивает он у Тягниверенко.
— Краснофлотец Филатов! — отзывается стоящий под дальним концом пятиметрового бруса незнакомый моряк.
— Товарищи, немедленно положите брус и бегом в укрытие! — приказывает Мошенский.
Тягниверенко какое-то время медлит… Его крупные губы трогает виноватая улыбка:
— Товарищу старший лейтенант! Дозвольте… Нам же все равно в ту сторону бежать…
— Мы быстренько! — поддерживает товарища Филатов.
— Никаких «быстренько»! Прекратить ненужные разговоры! Выполняйте, что вам приказано, с первого слова!
— Есть, с первого слова!
— Есть…
Краснофлотцы положили брус и трусцой поспешили к «Квадрату». Бутаков по-прежнему молчит, покуривает трубочку. Он бы не осудил командира плавбатареи, если бы тот разрешил краснофлотцам отнести брус на «Квадрат», но теперь с уважением думает, что Мошенский поступил абсолютно верно: никаких, даже внешне полезных для дела, уступок командир делать не должен. Слово его должно быть законом. Это главное. Дисциплина расшатывается с малого, иной раз с такого соглашательства с «просьбой» подчиненных… Бутакову пора. Он прощается с Мошенским, желает командиру «Квадрата» боевой удачи.
— Надеюсь вскоре услышать добрые вести о вас и о плавбатарее!
— Спасибо. Постараемся, товарищ капитан второго ранга, оправдать ваши надежды.
Это была их единственная встреча. Больше на плавбатарее Бутаков не бывал и Мошенского не видел…
Однако кое с кем из знакомых ему краснофлотцев он еще встретится. Но случится это почти через год…
…Прошла всего лишь неделя, а Мошенскому казалось, что минул месяц. Дни и ночи слились в единое, неразрывное время.
Мошенский похудел, обветрился. Лицо и руки его, еще недавно по-ленинградскому бледные, успели приобрести крымский загар, глаза лучились энергией.
Честно сказать, он не ожидал, что создание плавучей батареи будет вестись с таким размахом, при участии стольких специалистов и мастеров морзавода. После беседы с полковником Жилиным в штабе ПВО у Мошенского сложилось представление, что плавбатарея будет чем-то вроде большой зенитной баржи. У Жилина все звучало куда как просто. «Оборудуете старый броненосный отсек, установите орудия, приборы — и на якоря, в море».
Мошенский думал, что в основном только его людям — будущему экипажу батареи — придется самим все оборудовать и устанавливать. А тут такое!
Сергей Мошенский испытывал необыкновенный подъем. Он готов был помогать каждому инженеру, каждому мастеру, готов был не уходить с «Квадрата» сутками — и действительно пропадал на нем, оставляя лишь несколько часов на сон. Однако он постоянно чувствовал какую-то тревожащую его раздвоенность души.
Последние пять лет он привык ощущать себя военным, и только военным. Он уверовал в то, что флотская служба — суть и стержень всей его жизни. И вдруг эта метаморфоза… Он — один из строителей батареи. С ним советуются, его теребят десятки людей. Он вдыхал знакомые запахи разгоряченного металла, вслушивался в гул станков и визг сверл, в голоса захваченных работой людей.
Оказывается, сохранилась в нем еще рабочая косточка. Вырос-то он в трудовой семье. Отец и четверо сыновей работали на заводе. Днепропетровский алюминиевый дал ему, Сергею Мошенскому, комсомольскую путевку в новую жизнь, на флот…
В эти дни строительства плавбатареи он порой жалел, что не может в полную меру выполнять какое-то одно дело. Приходилось быть одновременно и командиром, и инженером-судостроителем, и просто рабочим.
…Багровые от натуги моряки подтягивали стальные листы судосборщикам бригады Анатолия Распундовского, и те, рассыпая огненные искры, кроили их, подгоняли, экономя каждый сантиметр дорогостоящего металла.