Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»
Шрифт:
Пришел катер. На него передали по трапу убитых. Застрекотал мотор. Долго слышали плавбатарейцы его стихающий в ночи стук. Обнажив голову, смотрели в сторону открытого моря…
К утру в боевой готовности находились два пулемета ДШК — носовой и кормовой, одна автоматическая носовая 37-миллиметровая пушка с боезапасом всего… на несколько секунд стрельбы.
Долго искали запасной флаг. Тот же, что развевался на мачте, был сильно посечен осколками. Запасной флаг так и не нашли. Где он хранится, знали кладовщики Борис Полищук и Борис Кротов. Но оба они, исполнявшие во время боя обязанности подносчиков
ГЛАВНАЯ ЗАПОВЕДЬ
Корабли Военно-Морского Флота Союза ССР ни при каких обстоятельствах не спускают своего флага перед противником, предпочитая гибель сдаче врагам.
В сумерках катер с тяжелоранеными плавбатарейцами прибыл в бухту Камышовую, где был полевой военный госпиталь.
Катер ошвартовался возле легкого деревянного причала. Язвинский первым сошел на берег.
— Будем сносить людей, доктор? — спросили с катера.
Язвинский ответил не сразу. Он пребывал в растерянности, в оцепенении. До госпиталя было метров пятьсот, а транспорта на берегу никакого… Ведь просил же позвонить в штаб ОВРа, чтобы прислали машину… Но машина почему-то не прибыла. Раненых надо сносить на берег, катер отпускать… Язвинский, точно это могло помочь ему избавиться от постоянного гула в голове, стиснул лицо ладонями.
— Доктор! Переносим раненых! — снова прокричали с катера.
— Переносите!
Возле находившегося рядом с пирсом барака расстелили брезент и на него стали сносить и укладывать раненых. Язвинский делал им обезболивающие уколы, накладывал жгуты, подбинтовывал кровоточащие раны… Здесь были самые тяжелые. Те, у кого оторвало руку или ногу, кого ранило в грудь, в живот…
Язвинский склонился над Алексеем Рютиным, который находился в сознании и даже пытался приподнять голову, осмотреться. Сквозь толстую марлевую повязку, охватившую живот Рютина, проступило большое алое пятно…
— Сильно жжет, Алексей?
— Терпимо…
— Потерпи. Сейчас передам тебя в госпиталь. Машина придет…
— Спасибо, доктор. Других ребят посмотрите. Тиму Бесчастного… Как он? Тимофей! Бесчастный!
Моряк не отзывался. Может, без памяти находился, может, еще с катера не принесли.
Язвинский обходил раненых. Память фиксировала каждого…
Вот Абрамов Василий, старшина 2-й статьи. С баковых автоматических пушек. Без сознания. Ранение в живот…
Брусникин Михаил, краснофлотец, пулеметчик. Ранение в грудь. Состояние тяжелое…
Спицын Иван, старший краснофлотец, радист. Перелом левого бедра. В сознании…
Сергеев Дмитрий, старший краснофлотец, радист. Ранение в бедро и в ногу. Бредит…
С катера позвали:
— Доктор! Подойдите на минутку!
Язвинский заспешил на зов, навстречу бежал запыхавшийся Камынин:
— Скорее, доктор! Умирают ребята…
Язвинский взбежал по сходне, склонился над двумя лежавшими ранеными. Осмотрел, выслушал. Сделал уколы камфары. Этих двоих моряков он спасти уже не мог… Скончались Борис Куликов — дальномерщик, старшина 2-й статьи — и Капитон Сихарулидзе — краснофлотец, зенитчик с кормового автомата плавбатареи…
Язвинский ничего не записывал. Все запоминал. Намертво. Навсегда. Разве забудешь тех, с кем делил столько месяцев боевой службы…
— Отвезите их на плавбатарею… — сказал он катерникам. Не приказывал — просил. Катерники заупрямились. Им вроде бы больше незачем идти к плавбатарее. Братскую помощь оказали, выручили. — Отвезите, ребята. …Мне надо успеть определить в госпиталь тех, кто еще жив.
Ждать Язвинскому было некогда. Уходя, слышал, как моряки заспорили между собой: «Душа не выдерживает…», «Все равно перевозить на берег будут»…
Подслеповато мигая фарами, подъехала машина-полуторка…
Возле госпиталя, при красноватом свете луны, Язвинский увидел сотни лежащих на земле людей. Доставленные с передовых позиций — многие тяжело раненные, беспомощные, — они ожидали своей очереди. Надо было становиться в край очереди, но где этот край? Раненые размещались вокруг госпиталя плотным живым, колышущимся, стонущим, говорящим кольцом. Пристраивать своих тяжелых где-то возле края этого кольца Язвинский не стал. Всеми правдами и неправдами пробился он к врачу, распределявшему тяжелораненых в операционные блоки, упросил его принять хотя бы десять самых тяжелых. Остальных разместил возле госпиталя, ждать своей очереди. Возле них временно остались матрос Циленко и старшина Камынин.
К утру, обессиленный и опустошенный, Язвинский добрался до Стрелецкой бухты. Нашел флагманского военврача Гелекву, доложил о раненых и умерших.
— Составь подробный список! — приказал было Гелеква, но, увидев, что Язвинский едва держится на ногах от усталости, изменил свое решение — направил отдыхать.
Несколько часов сна в кубрике какого-то берегового подразделения пролетели, как миг. Дежурный мичман, как и условились, разбудил Язвинского в назначенное время. Язвинский чувствовал себя лучше, но голова по-прежнему гудела. Сел, обулся. Вдруг услышал чей-то очень знакомый голос. Не сразу поверил. Парамонов! Его помощник, санитар Парамонов, живой, с кем-то спокойно, дружески беседовал. А Язвинский его уже похоронил. Даже мысленно подумал, что придется, как выдастся время, написать в Сибирь, где жили родные Парамонова, скорбное письмо о гибели в бою их сына…
— Парамонов!
Матрос вздрогнул, как от удара током. Оглянулся. На лице его промелькнули, сменяя одно другое, выражения испуга, удивления, наигранной радости.
— Борис Казимирович! Вы живы? — Подошел, схватил за руки, затряс. Спросил: — Вы тоже… здесь?
И ни слова о батарее, о ребятах, о раненых товарищах.
— Нет, я не «здесь». Я на батарее. Сейчас опять туда… А вы, Парамонов, почему здесь оказались? Почему ушли?
Парамонов понурил голову:
— Испужался я, Борис Казимирович…
— Как то есть испугался? Да ведь вы…
Язвинский не находил нужных слов. Парамонов сбивчиво рассказал, что сразу после боя, как только подошли катера, он с несколькими ранеными съехал на берег.
— Я ведь не просто уехал… Я их сопровождал… Комиссар наш тяжелораненый. Лещев тоже тяжелый, в левый бок его… Вам старшина Самохвалов может подтвердить, и лейтенант Хигер. Я их на берегу видел. Тоже пораненные…
— Не надо мне ничьих подтверждений, Парамонов. Кто разрешил вам убыть с батареи?