Зеркала Борхеса

Бондаренко Андрей Евгеньевич

– Кха-кха, – солидно откашлялся пегобородый. – А что? И поведаю, конечно. Нам скрывать нечего. Мы ребята честные, без подляны…

– Не тяни кота за пушистый хвост. Излагай, пока я не разгневалась.

– Слушаюсь, барыня… Дело было так. Решил Матвей Силыч сплавать к американской Аляске – посмотреть на тамошние края тайные и пообщаться с ихними туземцами. Ну, и золотишко – на пробу – помыть в речках американских. Вдруг, повезёт? Всякое бывает… Вышли мы из Охотска в первых числах августа прошлого года. Погода стояла… Ах, да, совсем забыл сказать. Анна Матвеевна тоже с нами увязалась, захотела посмотреть на берега дальние, незнакомые. Матвей Силыч сперва возражать пытался, да куда там. Такая упрямая и настойчивая барышня – завсегда своёго добьётся. Ну, вы, господин поручик, и сами, наверное, про то ведаете… Так вот. Волосы коротко подстригла, чтобы не мешали в предстоящем плавании, да и настояла на своём. Даже косы своей русой, шикарной, в руку толщиной не пожалела. После этого его степенство Борх-хун, понятное дело,

сдаться изволили, а Анна Матвеевна, переодевшись в мужскую моряцкую одежду, взошла на борт «Ермака». Последнее обстоятельство, кстати, потом её здорово выручило. Это я про мужскую одёжку толкую… А Антипка-охранник, пёс цепной одноглазый, с нами к Америке не пошёл. Потому как с ангиной в постели валялся. Повезло субчику, ничего не скажешь… Итак, погода стояла тёплая, с лёгким ветерком. С хорошим настроением поплыли, то есть, пошли. А чего и кого было бояться-опасаться? «Ермак» – корыто крепкое и надёжное, с шестнадцатью серьёзными пушками… Пошли мы на восток, как Матвей Силыч и планировали. Но внезапно налетели резкие северные шторма, и нас погнало на юг. Гнало и гнало, гнало и гнало, а примерно через полторы недели прибило к островам японским. Около маленькой прибрежной деревушки по прозванью – «Иокогама» мы и сели на мель. Крепко так сели, всерьёз. Тут же со всех сторон налетели японские гребные лодки, и всю команду «Ермака», меня включая, взяли в плен. Сопротивляться было бессмысленно… Местный японский князь нас всех построил, осмотрел и отправил возделывать ближайшие рисовые поля. И Анну Матвеевну отправил, так как принял её, благодаря моряцкой одежде и коротким волосам, за мальчишку. Хорошо ещё, что наша барышня такая субтильная. В том смысле, что худенькая и без… э-э-э, без выпирающих аппетитных форм женских. Извините, конечно, на слове невежливом… Так вот. Работа была очень тяжёлая, доложу я вам. По двенадцать часов, по колено в воде, тамошние злые комары и москиты одолевали нещадно… Анна Матвеевна? Её к кухне приставили: воды принести из ручья, хворост собрать, огонь в костре поддерживать, посуду помыть… А потом, слава Господу нашему, мне удалось бежать. Дело было так. Отправили меня и ещё троих из команды «Ермака» – под надёжной охраной, конечно – в Иокогаму. Мотыги и кирки новые надо было забрать в кузне. Смотрю, а в бухте стоит голландский корвет… Надо вам доложить, господа хорошие, что японцы общаются только с голландцами [30] , а всех других европейских путешественников и на дух не переносят. Или гонят взашей, или же сажают, долго не разбираясь, в тюрьму – ради выкупа… Заночевали мы в той Иокогаме. Сарай, как раз, на морском берегу стоял. Ночью я по башке охраннику дал, да и бросился в бурное море. А остальные мои товарищи, побоявшись, остались на берегу. Потому как штормило сильно. Доплыл я с трудом до голландского корвета, по ржавой якорной цепи выбрался на палубу. Отдышался чуток, осмотрелся, а после спрятался в корабельной спасательной шлюпке, что была накрыта куском старой парусины… Утром корвет вышел в открытое море. Я ещё целые сутки прятался в шлюпке. Потом, когда одолела жажда колючая, выбрался на палубу и повинился. Голландцы оказались ребятами добрыми, совестливыми и приветливыми: обогрели меня, напоили, накормили, дали путной одёжки. Корвет ихний плыл в Корею. Там меня и высадили на скалистый бережок, даже деньжат подкинули на дорожку… Через четыре с половиной месяца я добрался до Охотска. Как, интересуетесь, добирался? Да, по всякому: и на лошадках, и пешком, и по воде. В Охотске определился в таможенную службу. Потому как другие корабли ещё не достроены. Значит, и капитаны мореходные пока не требуются… Ещё одно. Голландцы мне сказывали, что наших пленных матросов можно выкупить. Только про это надо с японцами толковать отдельно, уже на месте…

30

Начиная с 1642–1644 годов, Япония закрыла вход в свои порты для всех европейских кораблей, исключения делались только для голландских торговых судов.

– Всё понял, Алексей? – жёстко и требовательно – немигающими тёмно-синими глазищами – уставилась на Алекса потенциальная тёща.

– Понял. Как не понять.

– Это хорошо, зятёк будущий, что ты такой понятливый… Здесь, ведь, всё просто. Просил Анюту, дочь мою единственную и единокровную отдать за тебя, добра-молодца, замуж? Просил. Вот, теперь и отдувайся. То бишь, вызволяй невестушку из полона басурманского. Как на Руси-матушке и заведено… Тихий.

– Я здесь, барыня. Чего изволите?

– Прямо завтра – через господина поручика – увольняйся со службы таможенной.

– Как это? – опешил мужик. – Зачем?

– Затем, – сурово усмехнулась Варвара Андреевна. – Торговый бриг «Государь Пётр», заложенный мужем моим, намедни достроили. В субботу, благословясь, будем спускать на воду морскую. Его капитаном, Тихий, тебе и быть.

– Премного благодарен, матушка, за оказанное доверие. Отслужу…

– Понятное дело, что отслужишь. Куда же ты, бродяга, денешься? Как закончишь с делами таможенными, так тут же, не медля, начинай набирать команду. Паруса шить. Якоря покупать. Всё прочее. Не мне тебя, волка морского и просолённого, учить… А примерно через месяц пойдёте с поручиком Пушным на «Государе Петре» (с воеводой Милославским я договорюсь), к островам японским – выкупать моих мужа и дочку. Ну, и остальных моряков, ходивших на «Ермаке». Если, конечно, денег и на них хватит. Всё, надеюсь, ясно? Молодцы… Тогда ещё несколько слов – сугубо по делу. Лет так восемьдесят-девяносто тому назад, как я читала в умных и толстых книжках, японцы очень тепло относились ко всем европейцам. Но потом католические священники стали чрезмерно активно навязывать местному населению свою веру католическую. Однажды терпеливым японцам всё это надоело, и они – в один момент – лавочку прикрыли. Уже многие годы европейцам заказана дорога на японские острова. Исключение – по целому ряду причин – сделано только для голландцев. И то, только в заранее отведённые дни года и только в строго определённых портах. Поэтому вам, господа мои любезные, остаётся только одно: курсировать вдоль японских островов недалеко от Иокогамы и поджидать любое голландское судно – дабы попросить о помощи и содействии. Сколько времени уйдёт на ожидание? Может, неделя, а может, и все полгода. Как, уж, получится. В любом случае, упорно курсируйте и терпеливо ждите, не отступая…

Голландскую торговую флотилию, состоявшую из четырёх пузатых корветов, они повстречали уже на третьи сутки плавания вдоль японских берегов.

На мачте «Государя Петра» тут же были подняты соответствующие сигнальные флажки, и уже через час Алекс и капитан Тихий, прихватив с собой кожаный сундучок, (Варвара Андреевна лично вручила перед отплытием из Охотска), в котором находилось порядка пяти-шести килограмм золота (в монетах, кустарных слитках и самородках), а также разнообразные ювелирные украшения, беседовали с голландским купцом Ван-Перси, которому вся торговая флотилия и принадлежала.

Вернее, Тихий удивлённо и тупо молчал, а беседу, пользуясь своим «зеркальным» статусом абсолютного полиглота, вёл Алекс. Причём, как на английском, так на голландском и фламандском языках.

Голландский толстощёкий купец сразу же проникся такими необычными способностями собеседника и, поразмышляв несколько минут, предложил реальную и конкретную помощь. А именно, остаться на борту корвета, который – как раз – и направлялся в бухту Иокогамы.

– Только вам, господа русские моряки, перед тем, как сойти на японский берег, придётся переодеться в голландское платье, – дополнил своё предложение Ван-Перси. – Правила игры здесь нынче такие…

– Условия игры принимаются, – на голландском языке озвучил своё решение Алекс, после чего перешёл на русский: – Возвращайся, Тихий, на «Государь Пётр». Я и один управлюсь. Если, понятное дело, Господь поможет. Курсируйте на прежнем месте в течение, скажем, месяца. Если за означенный срок я не вернусь, значит, не судьба. Возвращайтесь в Охотск и не поминайте лихом…

Ещё через сутки с небольшим голландские корабли бросили якоря в уютной полукруглой гавани. В ласковых солнечных лучах по голубовато-стальным водам – во всех направлениях – сновали лодки самых необычных форм-размеров и под такими же необычными парусами – ребристыми и цветными: тёмно-фиолетовыми, светло-салатными и ярко-алыми.

– В этой местности, господин поручик, нельзя пользоваться подзорными трубами без персонального разрешения дайме, – предупредил Ван-Перси. – А пистолеты и шпаги нам придётся оставить на корабле. Это же касается ножей и стилетов, которых молодые кавалеры так обожают размещать за голенищами своих благородных сапог. Если случайно найдут – верная смерть. Самураи посекут острыми мечами на мелкие кусочки…

– Кто такие – дайме и самураи? – на всякий случай прикидываясь несведущим, поинтересовался Алекс.

– Дайме – местный феодальный властитель. Что-то вроде полновластных английских и французских баронов прошлых веков. Самураи же, как принято считать, это потомственные благородные воины, приближённые к дайме. А на самом деле – обычные головорезы и живодёры, – доходчиво объяснил голландец.

Гребная шлюпка подошла к низкому берегу. Уже хорошо просматривались черепичные и соломенные крыши низеньких прямоугольных строений, за которыми угадывались далёкие светло-фиолетовые горы. Иокогама насчитывала порядка двухсот пятидесяти домов, набережная была аккуратно вымощена крупной цветной галькой, на которой смуглые черноволосые подростки старательно чистили только что пойманную рыбу.

На специальном, выложенном чёрными и тёмно-красными камнями причале их уже ждали: четверо невысоких молодых мужчин, одетых в короткие цветастые кимоно, из-под которых выглядывали светло-зелёные подштанники, о чём-то оживлённо переговаривались между собой. За широкими поясами японцев размещалось по два зачехлённых меча (один длинный и широкий, другой – гораздо короче, скорее даже и не меч, а большой кинжал), а на ногах – к немалому удивлению Алекса – красовались вполне европейские кожаные туфли.

«Это они и есть, хвалёные японские самураи. Как же, в своё время пришлось просмотреть немало голливудских фильмов об их легендарной и загадочной братии», – лениво позёвывая, сообщил внутренний голос, никогда не одобрявший пристрастий Алекса к просмотру всякой киношной бредятины. – «Мечи приметные, плюсом – одинаковые экзотические причёски: верхняя часть черепа тщательно выбрита, а длинные волосы сзади собраны в толстую косичку, сложенную вдвое на макушке. Эстеты, задаваки и придумщики хреновы, короче говоря…».