Зеркала Борхеса
Шрифт:
Не доходя до края кратера порядка ста пятидесяти метров, туземцы нерешительно остановились и, бестолково погалдев три-четыре минуты, замолчали, после чего дружно бухнулись на колени, раболепно воздев к небу сложенные вместе ладони. Эйри, низко поклонившись соплеменникам, развернулась и – короткими шажками – двинулась дальше…
Ощущалось, что каждые два-три пройденных метра давались ей ценой неимоверных усилий. Пожилая женщина постоянно пригибалась к земле и отворачивалась, старательно прикрывая лицо полой длинного плаща… Но, вот, когда до жерла вулкана оставалось пройти семь-восемь метров, её длинные седые волосы вспыхнули – словно отростки сухого белого мха, превращая индианку – за считанные секунды – в ярко-горевший факел.
Эйри, тем не менее, дошагала до заветной кромки кратера. Воздев вверх руки, объятые
«Очень странно…», – заторможено подумал Алекс. – «Дон Франсиско уверял, что здесь мне будут подвластны все языки и наречия нашей древней планеты. Но эти слова – мне абсолютно непонятны и незнакомы…».
Раздался последний – величественный и гордый вскрик. Тело Эйри, со всех сторон охваченное пламенем, навсегда скрылось в кипящей огненной бездне…
После этого – на протяжении пятнадцати-двадцати минут – ровным счётом ничего не происходило: коленопреклонённые туземцы всё также истово молились своим жестокосердным Богам, вулкан всё также булькал – спокойно, размеренно и ненавязчиво…
– Что дальше? – спросил Алекс. – Мы чего-то ждём?
– Ждём, – невозмутимо подтвердила Айника. – Амфисбену.
Вскоре чайхи – мужчины, женщины, дети и пожилые индивидуумы – неловко пятясь задом и безостановочно кланяясь, дружно и слаженно двинулись вниз по склону. Все, кроме одного.
Низенький и тщедушный старикан, одетый в короткий плащ, пошитый, судя по характерному блеску, из шкур озёрных выдр, так и остался стоять на коленях, опустив седовласую голову к земле.
– Это Нор, муж Эйри, переселившейся на Небеса, – равнодушно сообщил Борх. – А, ведь, и я мог сейчас оказаться на его месте. Если бы не избыточная гордыня и глупые предрассудки… Ага, вот, и наша Эйри! Посмотри на небо, командор… Видишь, маленькое светлое пятнышко зависло – прямо над «кипящим глазом»?
– Вижу.
– Это её Душа. Ждёт Душу своего возлюбленного…
Алекс – через окуляры мощной подзорной трубы – прекрасно видел, как старый чайхи, смахнув с морщинистых щёк крупные слезинки, неторопливо извлёк из кожаных ножен, закреплённых на узком поясе, длинный и тусклый клинок.
Короткий взмах, и худое тело Нора безвольно распласталось на чёрных камнях горного склона. Ручейки алой крови, частично впитываемые жадной почвой, весело и беззаботно заструились вниз по склону, навстречу… Навстречу – с чем? С кем? Кто знает…
А ещё через секунду-другую Алекс увидел, как из тела мертвеца (может, просто показалось, привиделось?), вверх взметнулась смутная, едва различимая светло-зелёная полоска…
Он медленно перевёл взгляд в небо (на Небо?). Два бесконечно-светлых, неясных и призрачных пятнышка неуклонно сближались… Вспышка! Яркая и короткая, как жизнь истинных героев…
– Вот, она – Амфисбена, – зачарованно прошептала Айника. – Любовь между мужчиной и женщиной, двухголовая змея… Одна голова мужская, другая женская. Разрубай Амфисбену на мелкие части – сколько хочешь. А она всё равно срастётся, назло всяким уродам, ханжам, лицемерам и подлецам. Если, конечно, эта любовь – настоящая…
Заночевали они возле уже знакомого красно-белого валуна. Молча, поужинали, любуясь на философски-задумчивый, беззащитно-малиновый закат. А потом легли спать.
– Просыпайся, командор! – разбудил его звонкий девичий голос, говоривший на безупречном испанском языке. – Срочно доставай Зеркала Борхеса! Смерть ходит рядом…
9
Банши – персонаж ирландского эпоса, женщина, предупреждающая громким воем чистокровных кельтов о возможной опасности.
10
Брауни – персонажи ирландского и шотландского эпоса, услужливые человечки бурого цвета, аналог русских «домовых», любят выполнять – пока хозяева дома спят – различные повседневные работы.
Вокруг, насколько хватало взгляда, простирались изумрудно-зелёные невысокие холмы, покатые вершины которых были покрыты серо-коричневыми каменными россыпями и тёмно-бурыми валунами. На склонах холмов – местами – наблюдались бело-серые точки, в которых опытный глаз безо всякого труда опознавал пасущихся упитанных овец.
Алекс, обеспокоенно повертев головой по сторонам, непонимающе пробормотал:
– Куда же, интересно, подевались Борх и Айника? Да и окружающий пейзаж поменялся самым кардинальным образом. Ничего не понимаю… На рассвете меня разбудила Айника, мол: – «Просыпайся, командор Кабрал! Срочно доставай Зеркала Борхеса! Смерть ходит рядом…». Понятное дело, что я её безоговорочно послушался и, не теряя времени на расспросы, тут же посмотрелся в светлое Зеркало… И что же? Скорее всего, «перенёсся» в следующий сон. Как и обещал таинственный сеньор Франсиско Асеведо, Генеральный директор компании «Заветные сны». Ага, в ладони моей правой руки зажат некий овальный предмет, а на зелёной травке лежит чёрный бархатный мешочек…
Старательно отводя глаза в сторону, чтобы случайно не заглянуть в поверхность «волшебных» Зеркал, он поместил крохотный зеркальный овал в бархатный футляр, крепко задёрнул короткий шёлковый шнурок и запихал мешочек в правый карман … э-э-э, одежды.
– Во что это я одет? – засомневался Алекс. – То ли бесформенный сюртук, то ли плохо-пошитый камзол грязно-бежевого цвета с прямоугольными деревянными пуговицами. Неаппетитная клоунская хламида, короче говоря… Под хламидой же наблюдается серая холщовая блуза, заправленная в такие же штаны, напоминающие своим покроем пошлые армейские кальсоны. Башмаки, вообще, мрак полный: неудобные, громоздкие, откровенно-страшноватые. Из чего, интересно, они сделаны? Похоже, что это старый свалявшийся войлок, неряшливо-обшитый обрывками чёрной коровьей шкуры, а подошвы, и вовсе, деревянные… А зовут меня нынче – «Шелдон». Это – имя? Фамилия? Хрен его знает, честно говоря. Шелдон и всё тут. Из этого обстоятельства и будем исходить… Где я сейчас нахожусь? Учитывая «Шелдона», изумрудно-зелёные покатые холмы и многочисленных бело-серых овец, можно предположить, что мне любезно предложили посетить Ирландию. Причём, судя по допотопной одежде и обуви, древнюю… Насколько – древнюю? Средние века, по крайней мере, ещё точно не наступили. То бишь, совершенно непонятно – относительно Новой Эры. Скорее всего, она где-то рядом… Вон – на соседнем холме – возвышается, сверкая тонкими кварцевыми прожилками в лучах ласкового утреннего солнышка, солидный каменный идол, грубо-вырубленный из обломка гранитной скалы. Языческий идол, надо думать… Напрасно, честное слово, тутошние умельцы задействовали для этих целей гранит. Очень, уж, ненадёжная горная порода, то есть, чрезмерно-подверженная ветровой и климатической эрозии. И ста пятидесяти лет не пройдёт, а этот многометровый каменный истукан уже превратится в банальную каменную труху, которая – в свою очередь – будет разнесена дождевыми бойкими ручейками по всей Ирландии… Сижу, как последний дурачок, на придорожном шершавом валуне, причём, практически безоружный. Не считать же за полноценное оружие этот грубый и тупой ножик в деревянных ножнах, закреплённых на стареньком кожаном поясе? Лезвие имеет какой-то подозрительный тёмно-матовый цвет. Может, оно изготовлено из бронзы? Да, откровенная халтура. Сломается – видит Бог – при первом же серьёзном ударе… На придорожном валуне? Ну, да. Вот же, она, просёлочная дорога. Змеится совсем рядом. Узкая, достаточно-наезженная, но без каких-либо ярко-выраженных колейных следов. Впрочем, в этом нет ничего странного и необычного. Почва здесь песчанистая и малоглинистая. Очевидно, дождевая вода оперативно уходит в землю, не создавая значимых предпосылок для возникновения непролазной дорожной грязи…
Из-за пологого холма, находившегося – судя по расположению солнечного диска на небосклоне – с северо-западной стороны, долетели негромкие, но, вместе с тем, подозрительные звуки. То есть, полноценный шумовой коктейль: тихонько скрипели колёсные оси, устало и недовольно пофыркивала лошадка, размеренно поднимавшаяся по дороге, доносились обрывистые женские смешки и приглушённый мужской голос, негромко напевавший – на смутно-знакомом языке – мелодичную песенку.
Постепенно слова песни заглушили все остальные звуки.