Зеркала и галактики
Шрифт:
Северин понурился. Мстислав сунул ему второй бокал с ромом:
– Пей.
Брат послушно глотнул и опять тревожно глянул в окно. Угол рта неудержимо подергивался. Не спуская глаз с видимой ему части парка, Мстислав притянул брата к себе, обнял, укрывая от всех мыслимых бед. Миллауши там или что, никому не позволено доводить человека. Северин благодарно уткнулся лбом ему в плечо и затих.
Краем глаза телохранитель уловил движение на стене. В центре погашенного, давным-давно спящего видеоэкрана разбегался ясный кружок СерИвского Зеркала
– Слав, к нам полиция. Я вынужден пропустить.
Черт, что там еще? Полиция, усиленная взводом миллаушей, явилась с ордером на арест Северина? Или окаянные звери прибыли с новой проверкой и внедрили Антонио мысль, что он должен выключить силовую защиту ворот? Мстислав хотел было это выяснить – но замер, глядя в окно. Дух занялся.
Он в жизни своей не видал ничего прекрасней, чем та молодая дама, которая шла по траве к дому. Каждый ее шаг, каждое движение были легки и невероятно изящны, длинные ноги – изумительны, грудь под обтягивающей блузкой – бесподобна, точеные руки и плечи казались произведением искусства, а лицо… лица было не разглядеть за сиянием золотистых глаз и еще более золотых волос. Дама была ослепительна и соблазнительна до помутнения рассудка. И очень печальна. Мстислав это увидел, когда она подошла ближе.
– Это Мила, – сказал Северин, отстраняясь. – Ну? Теперь понимаешь?
Она замедлила шаг, глядя Мстиславу прямо в лицо. Зеркальное стекло не пропускало взгляд снаружи вовнутрь, и все же Мила несомненно смотрела телохранителю в глаза. Он ощутил, что не просто теряет голову – теряет всякую власть над собой. За одно лишь счастье видеть эту женщину Мстислав готов был душу продать, готов был преданно служить ей, быть рабом до той минуты, когда сойдет с ума от желания ею обладать… Затем что-то вдруг изменилось. Наваждение ушло: Мила была прекрасна и пленительна, однако рассудок телохранителя остался при нем.
– Ты понимаешь? – повторил Северин свой вопрос.
– Да, – тяжело уронил Мстислав, разглядывая гостью.
Несказанная красота. Мила слегка напоминала Светлану и одновременно была похожа на без пяти минут пилот-навигатора – бывшую лучшую на свете девчонку из академии, где братья учились, – и походила на кого-то еще из прошлых девушек Северина. Однако это была именно Мила – средоточие всего, что Северину нравилось в женщинах, воплощение его мечты.
Она остановилась в нескольких шагах от окна. Золотистые глаза мерцали и смотрели уже не на Мстислава – на Северина. Грустные, все понимающие, нездешние глаза.
Ну и вляпался же братишка. Вот уж учудил так учудил. До чего все это невовремя…
Северин прижал ладони к стеклу. Миллаушка порывисто шагнула вперед и вскинула тонкие, удивительно красивые ладошки, прильнула к стеклу со своей стороны. Ладонь в ладонь, лицо к лицу. И все же – по разные стороны прозрачной преграды.
В академии Мстислава учили, что подобные межрасовые отношения долго не длятся. Однако сердце рвется, когда смотришь на этих двоих, которые умирают от горя в преддверии разлуки…
– Север, если миллауши не желают, чтоб ты летел с ними, ты можешь вылететь раньше и ожидать их на месте.
Миллаушка встрепенулась, глаза впились в телохранителя, их золотистое мерцание стало глуше. Северин отнял руки от стекла; Мила тоже отвела ладони.
– Видишь? – горько произнес Северин. – Она не хочет.
Мстислав открыл окно. В комнату ворвались запахи травы и цветов, а с ними – свежий, волнующий, кружащий голову аромат. Аромат сбывшейся мечты.
– Мила, почему? – спросил телохранитель.
– Ей трудно говорить вслух, – сообщил брат.
– Объясни, – потребовал Мстислав. – Не можешь словами – тогда мыслью, сном, танцем… как сумеешь. Я жду!
– Как ты разговариваешь?! – возмутился Северин. – Она…
– Уймись. Ты не справился с ней разобраться – вот и молчи.
Телохранитель выпрыгнул в окно, к отпрянувшей миллаушке, надвинулся на нее. Северин выскочил следом, встал за спиной. Дальше пришлось общаться мысленно.
«Мила, что за ерунда? Почему Север не может быть с тобой? Ты его любишь?»
«Да! – От нее так и полыхнуло внутренним жаром. – Я не могу без него».
У Мстислава помутилось в глазах. Огромным усилием он задавил бешеное желание обладать этой женщиной… Умной Зверой… этим чудом. Кое-как справившись с собой, чувствуя за спиной молчаливое присутствие брата, продолжил допрос:
«Отчего ему нельзя с тобой на Миллауш?»
Мила глядела на него, не мигая, – знакомым взглядом умных зверей.
«Почему ты не хочешь сама остаться здесь? Хотя бы на время? Возможно, потом вам будет не так больно расстаться».
Пристальный немигающий взгляд. Черт бы ее побрал! И еще полиция привалила – они вот-вот объявятся и помешают… Мстислав попытался убедить:
«Мила, мы оба знаем: Север помчится вслед за тобой. Лучше объясни сейчас, почему этого нельзя делать».
Она опустила взгляд. И как будто погасла. Словно умерло то красно-желтое пламя, которое отражали Зеркала СерИвов.
Разумные доводы были исчерпаны, оставалось давить на психику.
«Мила! – мысленно рявкнул телохранитель. – Твой брат убил моего друга. Я не позволю, чтоб теперь ты убила моего брата. Отвечай!»
Она сжалась. Подняла было руки, желая коснуться Мстислава, но не посмела. Или же вовремя спохватилась и не стала сводить его с ума лишний раз.
– Слав, – предостерегающе сказал Северин, – отвяжись от нее.
«Ему нельзя знать, – ответила наконец Умная Звера. – Это его убьет».
От неожиданности Мстислав позабыл все правильные слова. Поэтому он только беспомощно выдохнул:
– Ты спятила, девочка, – и, плюнув на осторожность, на неодолимую притягательность золотого миллаушского чуда, привлек Милу к себе, обнял ее, укрывая от бед и напастей, как недавно укрывал брата. Она доверчиво прильнула к нему – горячая, как печка, напуганная, потерянная.