Шрифт:
Пролог
Система Юпитера. Европа
Начало
Скаф "Мангуст" скользил в подводной тьме плавно и бесшумно. Пабло порой, перекладывал его с крыла на крыло, скольжением и виражами, обходя крупные, иногда в несколько сотен метров, выступы, подводных торосов, торчащих из "ледяного неба" Европы. Они шли достаточно высоко, и нагромождения льда, "сосулек" и айсбергов висящих над головой, казалось прямо над фонарем кабины, немного нервировали. Но весь этот мандраж, был где - то глубоко в подсознании, и Пабло Камос и Герт Викандер, были достаточно опытными акванавтами и гляциологами, что - бы отвлекаться на такую ерунду. Навигационная сфера, строившая маршрут, четко показывала ландшафт подводного "неба". Толщина ледяного покрытия в этом районе, по эту сторону "Хеопса", была значительна, температурные показатели в норме, фон подводных источников и гейзеров не превышал обычного, а ближайший подводный вулкан был в ста километрах. К тому же Европа была в периюпитерии, поэтому риск внезапного выброса был минимален. Тем не менее, они нервничали. Но не из за неравномерного рельефа местности или риска внезапного выброса и трещины во льдах, тем более не здесь, в окрестностях "Хеопса", где как показало сканирование, не было разломов уже более 500 тысяч лет, что для Европы, с ее яркой геологической активностью, было невероятно. Они нервничали из за пропажи сигнала с одного из маяков, над плато Уротана, как раз поблизости от действующего подводного вулкана Айюб, где и произошел сегодня
– Ну чего ты боишься?
– устало спросил Герт, высокий, худощавый немец, с рыжевато - желтой шевелюрой, и трехдневной жесткой, редкой щетиной, на впалых щеках, и с глубоко посаженными, воспаленными до красноты, зелеными глазами, - это же просто глупо...
Он был инженером, и для него, не существовало ничего, что находилось вне пределов законов механики, математики и физики. Тем не менее, он был прилежным католиком, посещал все выездные мессы католического придела Юпитерианской Католической Церкви, носил крестик и держал в каюте библию. И как любой старый астролетчик придерживался верных примет. Как все это в нем совмещалось, бог весть. Но все это сейчас было настолько далеко и неважно, потому что реальность вокруг рвалась и таяла, как акварельный рисунок, забытый в саду под бурным ливнем. Ему тоже было не по себе, но еще удавалось держать себя в руках.
– Там зло, - упрямо повторил Пабло Камос. Он родился в Масейо, но в отличие от Викандера, ни отец, испанский рыбак, капитан трейлера, ни мать, этническая бразильская португалка, так и не смогли привить ему пиетет перед религией. Он не был атеистом, но назвать его приверженцем какой либо религиозной концессии было нельзя, - нельзя к нему приближаться, я чувствую...
– Это суеверия, ерунда, - раздраженно, и в то же время неуверенно бросил Викандер. Он тоже знал о царящей на станции атмосфере страха, и был свидетелем пары вопиющих случаев, что поколебало его научноцентрическую картину мира, что и раздражало и выводило из себя. И положа руку на сердце, пугало, - ты же не можешь верить в es ist ScheiЯe?
– Я верю в то что мне говорит это, - Камос, невысокий косматый брюнет, с небольшой, неухоженной бородкой и пронзительным взглядом, черных выразительных глаз, приложил руку к сердцу, - разум может солгать, сердце никогда...
Как сговорившись, они не обсуждали и не вспоминали то, что действительно волновало их обоих. То, что происходило на станции последние две недели, этот ежедневный, ежечасный кошмар, на грани реальности, на пределе устойчивости для психики. Собственно эта авария с маяком, стала счастливой случайностью, за которую они оба ухватились со смутно скрываемой радостью, несколько часов побыть вдалеке от заполненной непознанным ужасом станции. Но говорить об этом, о том, что происходит на станции, это означало, раскрывать, выворачивать наизнанку душу, ибо обо всем, о чем можно было рассказать с уверенностью, касалось настолько сугубо личного, глубоко и порой тщательно скрываемого или забытого, похороненного в глубинах подсознания. Да и было ли это? Пабло постоянно задавал себе этот вопрос. Может он просто понемногу погружается в "безумие одинокого космолетчика", известную в кругах пустотников, форму сумашествия? Видения, галлюцинации, в том числе и слуховые, были одним из рядовых симптомов этого психического расстройства. Как рассказать об окровавленном, покалеченным Марко, с выбитым глазом, вот уже неделю живущем в его каюте? Его закадычным другом детства и юности, вдвоем с которым они держали одну из самых жестоких банд в фавелах, убитом почти одиннадцать лет назад на Земле. Они били его битами всей бандой, а он, оставляя кровавый след, пытался от них уползти. И глаз этот выбил железной трубой, именно Пабло. Марко был ему вместо брата, и наказание это можно было бы объяснить рукою Бога, если бы Пабло в него верил. Но как объяснить, подводный батик "Милькар", висящий в подводной тьме прямо перед ним, метрах в ста. Иногда, Пабло казалось, он видит в иллюминаторе белое лицо Греты Скаччи. Такое же, как тогда, в последний раз, когда он видел его в погружающемся, на дно, поврежденном батискафе. Это было, близ чилийского побережья, там, где глубины океанского шельфа резко обрываются вниз. Консорциум "Караско", строил очередную очередь подводного мегалополиса, и из потревоженной бездны всплывала всякая муть. С мегалодоном они столкнулись внезапно, он сразу повредил им инженерный отсек, рули управления и двигатель. Теряя кислород и давление, аппарат начал погружаться за край шельфа. Пабло Камос вышел из батискафа, попытался починить привод, но аппарат погружался слишком быстро. Давление росло. Возвращаться обратно в батискаф было самоубийством, счет решали секунды.... И Пабло остался на месте, бессильно наблюдая, как удаляется все глубже в чернильную тьму, поврежденный батискаф. Грета Скаччи. Горячая, сексуальная, зеленоглазая блондинка из Буэнос - Айреса, со смешливым лицом и легким характером, была биологом. Ему нравились легкие, осторожные движения ее изящных ладоней. Любовниками они стали почти сразу, в первый же день знакомства. От одного прикосновения его рук, Грета, сходила с ума, плавилась и плыла как глина в руках скульптора. Он знал все изгибы, все черточки ее роскошного тела.
...и ее взгляд, полный надежды и веры в него, ее прекрасное, бледное, немного испуганное лицо за иллюминатором, уходящего в глубокую бездну, батискафа он не забудет никогда...
Разумеется, батискаф они не нашли. Связь была потеряна сразу, а дальше давление, скорее всего, раздавило аппарат, как воздушный шарик, все - таки это была Земля, а не Европа, со смешной гравитацией.
И висящий впереди "Милькар", всего лишь галлюцинация, приборы его тоже не видят. И лицо Греты, тоже, только видение, ведь, правда, же? И Пабло Камос с надеждой посмотрел на Герта Викандера. Но Викандер не смотрел ни на него, ни вперед, на светящийся, елочной игрушкой аппарат - мираж. Он немного нервозно изучал показания приборов и периодически суетливо оглядывался назад. Герту Викандеру было еще тяжелее. Несмотря на маркируемую им явную принадлежность к религиозной конфессии, по сути он оставался ученым - агностиком, трактуя все божественные проявления, с точки зрения науки. Но последние недели, дались нелегко и ему. И похоже только он видел ужасающую истину. Больше никто не реагировал и не хотел обсуждать происходящие события. А между тем быстро накапливающиеся поломки и дефекты конструкций и систем станции, переходили из количества в качество. И он ведущий инженер станции видел это как никто другой. Станция "Восток", стремительно разрушалась. Опорная плита несущей конструкции, закрепленная на обратном ледяном шельфе, сдвинулась на пять метров, хотя это даже теоретически невозможно. Хорошо хоть компенсирующие демпферы пока позволяют этот люфт, но все инженерные коммуникации и гидравлические опоры не рассчитаны на такие нагрузки. Даром что станция предполагалась для автономного плавания, но таких экспериментов с ней не проводили. Не под многокилометровым панцирем льда.
Внутри станции тоже творилось черти что. Ежедневные отключения света, из - за чего помещения станции, в аварийном освящении, которое практически не отключалось, приобрели мрачноватый красный оттенок. Передвигаться по полутемным коридорам, залитыми кое - где лужами воды, или заледеневшими стенами, или парящими трубопроводами, и впрямь было жутковато. Декорации фильма ужасов, Герта не впечатляли, но жутко было другое. В местах этих непонятных протечек или прорывов, не было никаких коммуникаций и трубопроводов. Да, большинство коммуникации требовали ремонта, никакие обводные схемы уже не помогали, но внешне в тех местах все выглядело в порядке. Кстати, все эти мелкие поломки и аварии, могли бы объяснить все эти подозрительные звуки, которые слышали везде по станции. Скрипы, скрежеты, периодическое ухание, грохот и тоскливый вой, и другие непонятные звуки и даже сотрясения и тени. Правда пару раз Викандер, отчетливо слышал женский плач, переходящий в инфернальный инфразвук, но он просто перестал ходить в ту часть станции и все. Самое, удивительное никто словно и не замечал этого. Все оказались намертво погружены в себя. Никто не бежал в радиорубку с криками СОС, хотя периодические сбои связи, могли и не дать осуществиться этим намерениям. Никто не пытается покинуть станцию, будто все идет своим чередом.
Коммандер станции Аксель Грин, которого он посетил, сидел за рабочим столом в своем кабинете, в парадной форме отставного космолетчика, застегнутый на все пуговицы до горла, неестественно бледный. В кабинете отчетливо пахло запахами застарелой пьянки, в полуоткрытую дверь личной каюты, была видна скомканная постель и пустые бутылки на полу, но рабочий стол был девственно чист. Только старая стереография, семейный портрет, в сельском антураже, который коммандер, крепко сжимал в руках. Все время пока Герт Викандер докладывал обстановку, Грин, не отрываясь, смотрел на стереографию, и даже скорее сквозь нее. Казалось ему наплевать и на аварийную ситуацию, и на станцию, и на самого инженера. На мгновение показалось, что он вообще не заметил его прихода. Но едва Викандер заикнулся, что необходимо отключить компрессорный отсек, как Аксель Грин внезапно поднял голову и неодобрительно взглянул на Герта.
– Что вы собираетесь сделать?
– и не дав больше и слова сказать Викандеру, включил обзорные камеры контрольного пульта управления и последовательно, отсек за отсеком, коридор за коридором показал Герту, перечисленные им объекты, даже внешние опорные конструкции с видеокамер, о которых Герт даже не подозревал. Нигде не было и следа аварийной обстановки и даже намека на какие либо повреждения.
Напоследок, Грин посоветовал ошеломленному Викандеру, выспаться и обратиться к доктору Кланцу, станционному медику, и даже не дождавшись его ухода, опять погрузился в лицезрение стереографии.
Герт не знал, что и думать, и даже начал склоняться к мыслям о шизофрении. А потом решил опять пройтись по аварийным точкам. Правда, после долгих, занудных причитаний его старика. И все оказалось как прежде, аварийные протечки, конструкционные нарушения, ничего никуда не делось. Герт даже сунул руку под капли аммиака и разумеется получил ожог. Что - то действительно не в порядке. Либо с наблюдательными камерами и контрольным пультом Грина, либо с восприятием Герта. Никто не видит, как станция стремительно движется к гибели. Все заняты собой, своим глубоким внутренним миром. Небольшой толчок, малейшая трещина и станция отвалится от опорного стола и уйдет на дно. И никакая автономность не поможет, некому расконсервировать управляющие механизмы, да и некому управлять. Никто и не рассчитывал на плавание в подледном океане, максимум перебазирование по готовым стендовым точкам. Только его отец, брюзжащий, семидесятилетний старик, каким - то образом добравшийся до него и здесь, видит все это и постоянно понукает его. Надо исправить то, надо исправить се. Все детство и юность Викандера, он бурчал, недовольный Гертом. И теперь пришло время расплаты. Люди слишком запуганы, что бы что ни - будь предпринять. Станция разваливается слишком быстро, необходимо остановить процесс. Закладка на магистралях хранилища хладагента, сработает через два часа, люди будут заморожены жидким гелием, до прибытия спасательных служб и следовательно останутся живы. И процессы деградации станции остановятся. Авария с этим маяком произошла вовремя. Викандеру необходимо было проконтролировать процесс на расстоянии. Пришлось помучиться, организуя сигнал аппаратной поломки, маяки очень надежны. И теперь он сможет издалека наблюдать за агонией разрушения, а потом и присоединиться. Правда и им самим надо успеть вернуться, времени слишком мало. А один мерзкий старикашка, которого он так и не предупредил, превратиться в замороженный столб, и прекратит свое доставучее брюзжание.... Герт ты опять не сделал то, не сделал се.... Сейчас ведь все сделано как надо, правда папа?
И Герт Викандер в который уж раз оглянулся на заднее кресло...
В этот момент Пабло Камос, сделал резкий маневр и не пристегнутого Викандера, здорово приложило об кресло.
– Teufel, - выругался он, - что ты творишь?
Они разговаривали на испанском, но в моменты волнения, Герт, коверкал язык, и переходил на немецкий. Пабло не ответил ему продолжая маневрировать. Он не мог сказать немцу, что пассивный до сего момента "Милькар", резко ускорившись, полетел на него. Ярко освещенный, он ослепил Камоса прожектором и только по наитию, в последний момент, Пабло дернул аппарат, вправо, что бы избежать столкновения. Судя по реакции Викандера, он не видел никакого "Милькара", да и сам Камос, в глубине души понимал, что это иллюзия. Однако сознание, воспринимало это все как реальное, волосы стояли дыбом, сердце стучало как бешенное, а руки в это время заучено крутили фигуры подводного пилотажа. К тому же, Пабло, не был уверен, что это стопроцентная иллюзия. Однажды в самом начале, Марко ударил его и доктор Эркюль Кланц, невозмутимо, словно на станции такие вещи происходят каждый день, обработал его ушиб и ссадину. То есть последствия оказались вполне реальными. Между тем, "Милькар", почти синхронно повторял маневры "Мангуста", совершая порой почти невероятные для такого класса аппаратов фигуры, и Пабло Камос, понял, что "Милькар", не дает ему двигаться вперед, отжимая вниз. Он решил проверить и отжал ручку управления от себя. "Мангуст" плавно скользя, начал погружаться. "Милькар" стал уходить вверх и вперед. И тут Пабло предпринял, последнюю попытку вырваться. Почти на месте, мастерски совершив разворот, он попытался дать ускорение и уйти назад к станции. И был сразу наказан. Откуда - то прямо из тьмы на него выскочил ярко слепящий "Милькар" и стремительно надвинулся на него. Это не было столкновением, батискаф словно бы прошел через них, покрыв все внутренности изморозью. А потом он увидел прямо перед собой лицо Греты Скаччи, искаженное ужасом и болью, она кричала. Лицо надвинулось на него и он ощутил кошмар последних минут Греты, ее панический страх и ужас смерти. Инфернальный крик умирающей женщины достиг его, заледенив все нутро. Пабло Камоса больше не было, осталась только пустая оболочка. Его перерождение началось.... Он все также молча, развернул "Мангуст" и начал спуск к седловине Камарро.