Зеркальный лабиринт
Шрифт:
— Какой грек?
— Его полное имя было Урсул Грек.
— А, да! Точно. Он был из Братства Златова.
Её спутник усмехнулся.
— В этом «Братстве» каждый второй, если не каждый первый был двойным-тройным агентом. Кстати, надо отдать должное Вашему покойному мужу. Организаторские способности у него были неплохие. Создать структуру, которая формально была совершенно независимой. И работала вроде бы сама на себя. Подобрать людей, умеющих добывать информацию, а главное — её обрабатывать и анализировать. При этом каждый был, вроде бы, сам по себе. Имел собственную агентуру и источники получения информации.
— А зачем ему это было нужно? Он ведь так и не рассказал мне о том, что Братство создал он.
— Ну, вот этого я не знаю.
Не все сны были для Старыгина кошмарами. Иногда увиденная им нищета, боль, страдания людей, а подчас и их смерть куда-то отступали в сознании. Такие ночи, однако же, были редкостью. И несли в себе просто огромный положительный заряд. Проснувшись Старыгин испытывал ни с чем не сравнимую эйфорию и в дальнейшем заряд бодрости чуть ли не на неделю.
В один из таких снов он снова попал то заведение, куда отвёл беспризорных детей. Справившись о здоровье детей у строгих женщин в приёмной комнате, Старыгин поинтересовался, может ли встретиться с Осипом Карловичем. И через десять минут он уже входил в кабинет, куда его провели по пыльным и тёмным коридорам.
В кабинете стоял стол и множество книжных шкафов вдоль стен. Книги лежали везде — на подоконнике, на стульях, на столе и даже на полу. Такого огромного количества бумажных книг Джинн не видел никогда в своей жизни. И у этих книг был запах. Запах керосина, пыли и старой бумаги. Почему-то столь необычное сочетание волновало, казалось загадочным. Жёлтый свет керосиновой лампы под зелёным абажуром выхватывал из полумрака руки Осипа Карловича. Лицо оставалось неосвещённым. Шторки на окне были задёрнуты.
Они проговорили почти четыре часа. Была уже глубокая полночь. Старыгин слушал Осипа Карловича о его жизни, об учебных заведениях нового типа — школах-коммунах для беспризорников, попивая чай из щербатой кружки и удивлялся. Среди того безумия, что происходило вокруг тут он чувствовал себя как дома. Даже речь собеседника не вызывала того неприятия, как при разговорах с другими людьми этой эпохи. Обороты речи, интонации, даже словарный запас у собеседника были такие же, как привык в своем времени слышать Джинн. Вдруг в голове у него возникли стихи, которые он никогда не читал:
" Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!"
Джинн даже помотал головой, удивляясь своим мыслям. «Что это было?» А напротив он увидел улыбающиеся глаза Осипа Карловича.
— Это Тютчев. — сказал он ошарашенному Джинну. И добавил, — Просто Вы не первый, кто приходит сюда. Я не знаю, откуда Вы пришли, возможно, действительно из другого времени, но я сейчас попрошу Вас об одном одолжении.
— Да-да, конечно! — несколько поспешно ответил Джинн.
Осип Карлович назвал ему адрес на Обводном канале и попросил, по возможности, навестить живущих там людей.
Глава 21
Подковерная возня
— Нашли? — Адмирал уже не тратил время на взаимные приветствия.
— Так точно! — бодро отозвался де Огюстье, — Жива-здорова. Сейчас с ней мои ребята. Её сдал один из наших агентов, оказавшихся «двойным». Причём работал парниша на тамошнюю мафию. Укры там всю планету опутали. Но самое паскудное не это, а то, что в Особом Отделе, на самом верху, их кто-то покрывает. Потому что информация регулярно сливалась на Марс. Кто это — пока не выяснилось. Предпринимать что-либо пока опасаемся — а вдруг спугнём.
— Ах вот как?! — удивился Малинин., — И зачем это им?
Де Огюстье помрачнел.
— Значит, завёлся у нас там иуда. — неохотно сказал он, — Сепаратистские настроения на Марсе давно существуют, но сейчас их начали особенно сильно раскручивать.
— А я тут каким боком? — не понял Малинин.
— Кто-то на Марсе, да и не только там, очень сильно заинтересовался той проклятой планеткой. Точнее, тем, что на ней находится.
Малинин задумался. Если перемещения во времени возможны, то это — возможность повлиять на ход истории и — изменить прошлое, чтобы изменилось и будущее… Что-то такое он читал в детстве, ещё в кадетском корпусе. Теперь понятно, почему данные об экспедиции засекретили, а координаты планеты убрали из всех звёздных лоций и атласов… Вот тебе и канализация! Он дал отбой, налил себе чаю и погрузился в размышления.
Офис Арсенюка поражал эрмитажной роскошью. Там были и дубовые резные панели на стенах, и массивная мебель «под старину», и лепнина, и картины в позолоченных тяжёлых рамах, изображающие чубатых и усатых мужчин, или женщин в вышитых рубашках и коралловых ожерельях, либо же пейзажи с белыми мазанками под камышовыми крышами в окружении садиков и плетней с крынками. Пол был из наборного паркета, застеленный сверху толстым ворсистым ковром, позолоченные с гнутыми ножками и спинками стулья были обиты цветастой блестящей тканью, похожей на натуральный шёлк. Выше деревянных панелей стены были обтянуты шелковистой тканью с вытканными на голубом поле золотыми трезубами. Тёмный массивный книжный шкаф был набит книгами, оказавшимися муляжами — от книг были только пустые переплёты. Сейчас офис выглядел как после мамаева нашествия: мебель, по большей части разломана, ковёр залит чем-то, издающим густой винно-коньячный дух, муляжи книг выворочены из шкафа и раскиданы по полу. Под ногами хрустели осколки разбитой посуды. В углу давилась слезами связанная секретарша в вышитой рубашке и с косой, уложенной вокруг головы. В другом углу валялся связанным колоритнейший тип с бритой наголо головой и оселедцем, заплетённым в косичку, что придавало ему сходство с крысиным хвостом. Длинные висячие усы его были переплетены жёлтыми и голубыми нитями, в нос было вдето кольцо, к которому привешен был позолоченный трезубец, а шею охватывал кожаный ошейник наподобие собачьего, украшенный такими же трезубцами. Белая вышиванка на нём была разорвана и обнажала жилистый торс, покрытый наколками. За столом сидело пятеро, причём двое были привязаны к стульям. Один из привязанных был уже знакомый Анне Евгений Котоусов, он же Женька-Азазель, успевший за свою бурную жизнь побывать и космоспецназовцем, и зэком, и командиром счастьевских «капюшонников», а теперь вот подавшийся в начальники личной охраны главного мафиози всея Марса Василя Арсенюка. Голову Азазеля теперь тоже украшал оселедец. А вот Арсенюк такой причёской не обзавёлся. Светлые волосы его были подстрижены «под горшок», как говаривали в старину. Главмафиози выглядел как-то совсем непрезентабельно: худой, невысокого роста, с узким лицом с резкими чертами, украшенным длинными висячими усами. Да и одет он был, в отличие от своих подчинённых и приближённых не в вышиванку, или в деловой костюм, а в обычную футболку и хлопчатобумажные брюки, что совершенно не вязалось с вычурной обстановкой офиса.
— Колись, Азазель, как ты дошёл до жизни такой. — беззлобно сказала Анна. Азазель хмуро молчал. Но не потому, что сказать было нечего, а потому, что не считал нужным что-то объяснять бывшим соотечественникам. И Анна это поняла. А с другой стороны — всё, во что он верил обратилось в прах и его идеалы превратились в черепки. Так что мотивы его были, вобщем-то, понятны.
— Ладно. Можешь не отвечать. — вздохнула она и увидела, как лицо Азазеля на миг перекосила короткая и яростная кривая усмешка, похожая на молнию, — Тем более, что у нас собеседник поинтереснее есть. — продолжила она.