Зеркало для двоих
Шрифт:
Юлька, не отрываясь, смотрела, как он опрокинул в себя коньяк, как дернулся острый кадык на его шее, как скривились на мгновение губы. Палаткин выпил уже в два раза больше, чем она, и все же глаза его оставались абсолютно трезвыми. Вот только правую руку на стол он в этот раз опустил как-то тяжело и рюмку поставил чересчур осторожно, словно боясь разбить.
— А я вот не святая. К сожалению… Нет, ты не подумай, мне очень хочется быть утонченной, возвышенной, благородной. Знаешь, такой интеллектуальной и красивой, чувствующей тончайшие движения души и ближних, и дальних, и всех, всех, всех… И главное, винящей во всех бедах, вплоть до землетрясения в Индокитае, только себя саму. Но не получается… Где-то в
— Я понял. — Сергей отодвинул на край стола пустую тарелку из-под жаркого и добавил неожиданно весело: — Но мы страшно отдалились от темы. По-моему, на сегодня хватит душещипательных разговоров. Давай приступим к разработке конкретной тактики. Итак, я заезжаю за тобой, скажем, в понедельник… Нормально? Устраивает такой вариант?
Юля кивнула. Перспектива избавления от Галкиных преследований впервые показалась ей близкой и реальной.
— Одеться я могу по своему усмотрению, да? — продолжал Палаткин. — Кто его знает, в чем Селезнев «в миру» ходит! Ты примерно подгадываешь время, когда твоя… Как ее там?
— Черемисина.
— Да, Черемисина… В общем, подгадываешь время и выходишь минуты на три раньше ее… Это чтобы нам не стоять долго возле твоего банка и не привлекать любопытных взглядов. Я обнимаю тебя за плечи, веду к машине, мы садимся и уезжаем в неизвестном направлении. Если все проходит гладко, сеанс повторяем еще раза два… Ну, как, я все правильно понял?
Его глаза оставались спокойными и какими-то равнодушными, даже когда губы изгибались в подобии усмешки. Сергей напоминал ребенка, собирающегося играть с товарищами в детскую игру, добросовестно изучающего ее правила, но при этом совершенно не испытывающего азарта. Вопрос о материальном вознаграждении за труды он как-то странно проигнорировал, не сказав ни «да», ни «нет» в ответ на несмелый Юлькин намек. И теперь она терялась в догадках, каким образом будет с ним рассчитываться? Смелая мысль о том, что с Сергеем придется спать, растаяла так же легко и быстро, как и возникла, не оставив после себя неприятного осадка. И, пожалуй, в первый раз в жизни Юля радовалась тому, что она отнюдь не героиня, а всего лишь Вечная Подруга. Палаткин был красив, она понимала это отстраненно и ясно, не испытывая при этом ни малейшего чувственного волнения. Ее не «заводили» ни его карие глаза с открытым и одновременно жестким взглядом, ни его мужественные руки с длинными пальцами и выступающими синими прожилками, ни его губы, четко очерченные, твердые, окруженные со всех сторон короткой черной щетиной. В том, что Сергей был красив слишком, чрезмерно, недопустимо, — крылся залог ее безопасности. Это означало, что он ни при каких условиях, даже чисто теоретически не может заметить и оценить в ней Женщину. «Я слишком серенькая, слишком обычная, слишком невзрачная, — умиротворенно говорила Юлька сама себе. — И как все-таки здорово, что мне не нужна его любовь!»
Когда с ужином было покончено, Палаткин поднялся из-за стола.
— Ну что ж, раз мы все обсудили, тогда, наверное, можно ехать?
— Да-да, конечно, — заторопилась Юля, вставая с лавки и поправляя ворот джемпера. — Будь возле «Сатурна» в шесть часов вечера. Я думаю, тебе придется ждать не больше тридцати минут… Ну, до завтра?
Сергей взглянул на нее удивленно и как-то неодобрительно:
— Я понимаю, у нас — чисто деловой союз, но, надеюсь, мне позволено вести себя так, как подобает мужчине? Уже поздно, и я собираюсь довезти тебя до дома, поэтому «до завтра» скажешь мне возле своего подъезда.
— Это очень любезно с твоей стороны, — пролепетала она, — но не стоило беспокоиться. Я прекрасно могла бы добраться и на общественном транспорте.
Он коротко хмыкнул, покачал головой и решительно направился к выходу. Юлька поспешила за ним, не очень четко представляя, собирается ли он еще везти ее домой или, обиженный, захлопнет дверцу перед самым носом. Автомобиль Сергея стоял в десяти метрах от кафе на охраняемой автостоянке. Это был совсем еще новенький вишневый джип с чистыми, сияющими стеклами. Палаткин сел в машину и изнутри открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.
— Садись, — кивнул он Юльке и закинул в рот несколько шариков «Антиполицая». Ей очень хотелось спросить, не боится ли он нарваться на ГАИ и лишиться прав, и Сергей, словно прочитав ее мысли, вдруг произнес:
— Поедем медленно. Я вообще-то не чувствую себя пьяным, но лучше не рисковать. Надеюсь, ты не слишком торопишься?
Она молча покачала головой и только потом сообразила, что Палаткин смотрит на дорогу, выруливая между рядами автомобилей, а значит, не видит ее жеста. Получилось, что его вопрос остался без ответа, повиснув воздухе, как случайная ленточка сверкающего серпантина на осыпавшейся лапке февральской елки.
— Я совершенно не тороплюсь, — Юля сказала это максимально мягко, словно погладила словами черную шевелюру нерадостного мужчины, сидящего за рулем, явно перегруженного собственными проблемами и тем не менее согласившегося ей помочь. — Можешь ехать как угодно медленно. Мне все равно.
— Ну, и прекрасно. — Он снова замолчал.
Джип неторопливо катился по Кронштадтскому бульвару, уже сменившему домашнюю, уютную пижаму сумерек на карнавальный ночной наряд с яркими блестками фонарей и фантастическими прочерками неоновых реклам. В салоне было тепло и тихо. И от этой беспокойной тишины закладывало уши, как в самолете, набирающем высоту. Юле хотелось попросить, чтобы Сергей включил магнитофон, но она почему-то не решалась этого сделать. Так и доехали до самой Онежской в равнодушном молчании, лишь изредка прерываемом Юлиными комментариями: «сейчас направо», «потом прямо», «вон к тому двенадцатиэтажному панельному дому»… Но, уже остановив машину у подъезда, Палаткин неожиданно «ожил».
— Ты извини, мне нужно было сразу спросить, ты живешь одна или с родителями? — Он потянулся, разминая затекшие плечи. — Просто как-то из головы вылетело.
— А какая разница? — искренне изумилась Юля.
— Большая. Если твои родители дома, то мы сделали лишний крюк километров этак в десять…
— Я не совсем понимаю…
— А чего тут не понимать? Под каким соусом ты собираешься меня им представить?
— Я не собираюсь тебя никому представлять, — она нервно затеребила пуговицу под самым воротом пальто. — Провожать меня до квартиры совсем не обязательно. В подъезде светло, со мной ничего не случится…
— Юля, ты уже взрослая женщина, — Сергей нахмурился, — поэтому должна соблюдать правила игры. То, что ты сейчас делаешь, это явный перебор. Я ведь могу на самом деле развернуться и уехать.
— Ну, и пожалуйста! Я только не понимаю, почему ты говоришь это каким-то угрожающим тоном?
Он усмехнулся, словно поражаясь тому, какие бывают странные люди, и зачем-то провел указательным пальцем по дуге рулевого колеса.
— Так, мне все это надоело. Если ты живешь одна, мы сейчас поднимаемся к тебе, если нет — едем ко мне.
— Зачем? — автоматически спросила Юлька, заливаясь краской стыда и от мгновенного осознания глупости вопроса, и от того, что в ту же секунду поняла — «зачем».
— Затем, чтобы заниматься любовью, — спокойно ответил Сергей.
Наверное, правильно было бы тут же выйти из машины, хлопнуть дверцей и, не оборачиваясь, скрыться в подъезде, но она, еще не желая верить в то, что рушатся все ее планы, попыталась защищаться:
— Но ты же тогда, в кафе, сказал, что только довезешь меня до дома и здесь мы распрощаемся… до завтра…