Зеркало души

Лазарева Элеонора

— Знает, гадина, законы! — сплюнула я, закрывая за собою двери. — А голос противный! Да и сама такая же!

Я плюхнулась на кровать и уставилась в окно. Там расцветало утро — холодил ветерок, чирикала какая-то птица. Забравшись под пушистый плед, поняла, что замерзла. Видимо так крепко спала. И тут же вспомнила вечер, романс и свои рыдания. И мне стало так стыдно и неудобно, что я тяжело вздохнула:

— Что теперь делать? Как им показаться на глаза? Ведь сегодня обещались встретиться у озерка, что располагался в двух километрах от дач, ближе к лесному массиву. Но вспомнив поговорку, что «стыд не дым — глаза не

выест», хмыкнула и постаралась переключить себя на более позитивные воспоминания. И мои мысли поплыли в сторону моего генерала. Я начала вспоминать его длинные пальцы на грифе гитары, бархатный голос, и синь глаз. А еще его твердую грудь и ласковые объятия.

— Я бы хотела ощутить это всё вновь! — Вдруг пришла шальная мысль и аж, расстроилась, поняв, что это нереально. Почему? Сама не могла себе объяснить, будто стояла меж нами преграда, которую ни ему, ни мне не преодолеть. От отчаяния зажмурилась и резко открыла глаза.

— Может быть, нам не стоит видеться? — Рассуждала я, глядя в потолок. — Только как это сделать? Я ведь жила в его квартире, и мы виделись постоянно. Может съехать на другую, снять и съехать? Но у меня мало денег, и к тому же я не буду получать стипендию, так как совсем не студентка. Ах, если бы поступила, то могла бы поселиться в общежитие вместе с Машей!

Я лежала и продумывала варианты, пока не заснула. Проснулась от стука в двери:

— Да! Кто там? Входите! — крикнула и подтянула одеяло к лицу.

Вошел Иваныч.

— Валюша, вставай. Сергей Витальевич просит тебя к завтраку.

— Сейчас-сейчас! — подпрыгнула и схватилась за халат. — Скажи, что скоро буду.

Он усмехнулся в усы, и потрогал их согнутым пальцем. Отвел глаза. И только тут я поняла, что вскочила перед ним в одной комбинации, которую надевала вместо ночной сорочки. Ахнула и прикрылась халатом. Тот только покачал головой и вышел. Я бросилась в умывальню вниз по лестнице, потом также вверх и, одевшись в сарафан, расчесала волосы. Спустилась уже спокойно и увидела выходящего из кабинета генерала. Он, как и всегда, был свеж, чисто выбрит и в светлой сорочке. На нем были спортивные брюки и белые спортивные тапки. Он уже приготовился к походу, а я всё еще медленно отходила ото сна.

— Доброе утро, Валентина! — Он аккуратно подвинул ко мне стул. — Как спалось на новом месте?

— Доброе утро! — улыбнулась я смущенно, вспоминая свои мысли о нём. — Спала хорошо, даже отлично. Только под утро слегка замерзла.

— Да, — усмехнулся он. — Здесь не город с каменными домами, которые за день нагреваются и потом отдают тепло. Во-первых, дома деревянные и поэтому дышат, а во-вторых открытое пространство.

Пока говорил, сам закладывал салфетку за ворот и придвигал к себе тарелку с пышным омлетом. На столе стоял кофейник с кофе, молочник со сливками и были нарезки из сыра, колбасы и буженины. А еще и вчерашние глашины пирожки, подогретые в духовом шкафу, свежий хлеб и сливочное масло в масленке. Мы плотно поели, как и советовал генерал, выпили кофе — он черный, я — со сливками и встали из-за стола насытившимися. Я побежала готовиться к поездке, а Иваныч начал собирать нам еду в дорогу и на пикник. Пока я переодевалась и закладывала полотенце и купальник в сумку, Иваныч собрав две корзинки, завел автомобиль и раскрыл ворота. Я села впереди.

— Как обычно? — И тут же усмехнулась невесело. — Как

обычно! — хмыкнула я про себя. — Вот и привыкаете вы, Алевтина Петровна к хорошему. Как бы потом не плакать!

Мы ехали мимо дачных домиков, заборов и просто низких штакетников, отделяющих двор от общей улицы. Было тихо, ещё многие спали после весело проведенного вчерашнего вечера. Выехали за поселок и покатили по проселочной дороге.

— А как же ваши друзья? — Обернулась я к генералу, дремавшему на заднем сидении, вероятнее просто прикрывшему глаза. — Не заедем за ними?

— Нет, — откликнулся он. — Они уже там, скорее всего. Петрович любит утреннюю рыбалку. Спал, наверное, мало. — Хмыкнул он. — Да ему и не привыкать. Как говорится — «охота пуще неволи» или здесь подойдет «рыбалка пуще неволи». Заядлый рыбак.

— А вы? — повернулась я к нему в пол оборота.

— А я — никто в этих мужских страстях. Ни рыбак, ни охотник!

— А в чем ваши страсти? — допытывалась я.

— Люблю посидеть с книгой в кресле, подумать за бокалом вина. А еще музицировать.

— Так это вАш инструмент там в столовой? Я думала вашей жены.

Он посмотрел на меня внимательно и сказал тихо и строго:

— Она не любила игру и вообще была далека от музыки.

И замолчал.

Я сконфуженно посмотрела на его вдруг ставшим холодным лицо и отвернулась.

— Видимо затронула старую рану, — мелькнула мысль.

Иваныч включил приемник и покрутил его, стараясь поймать мелодию, но у него плохо получалось. Я отобрала ручку и начала сама искать волну. Вскоре нашла классическую, и решила дальше пройти по шкале, но была остановлена возгласом генерала:

— Валентина, верните назад. Это Шуберт. Вечерняя серенада. Послушайте, как она прекрасна!

Я замерла, услышав знакомую мелодию. Часто, особенно в последнее время, слушала классические музыкальные произведения. Очень хотелось разнообразить уроки по литературе, и музыка помогала мне в этом. Подбирала композиторов к определенным темам, скидывала на свой телефон и включала как сопровождение, когда рассказывала очередное сочинение школьной программы. Особенно подходило к русской поэтической литературе.

Сейчас под музыку начала подпевать:

— Песнь моя, лети с мольбой, тихо в час ночной…

И тут услышала, как за спиной в мое соло включился и генерал:

— В рощу я пойду с тобою, ты приди, друг мой…

И мы пели уже дуэтом:

— При луне шумят уныло листья в поздний час…И никто, друг мой милый, не услышит нас…

Закончилась мелодия раньше, чем мы запели, но сами оба разом не сговариваясь, продолжили слова этой прелестной серенады. Голос генерала был нежен, и мое попискивание терялось рядом. Я притихла, прикрутив звук радио, и замолчала. Он закончил и через паузу спросил:

— Слова забыла?

— Нет, — покачала я головой. — Не хотелось вам мешать. Куда мне до вас!

Я и раньше в прежнем своем теле не стремилась петь, так как знала, что НЕ дано, а уж в этом даже не пробовала ещё. Но сейчас поняла, что всё осталось по-прежнему. И если слон на ухо не наступил, то на связки — точно! Если уж захочу петь, то только, когда никто не слышит, чтобы не позориться.

— Напрасно, — усмехнулся генерал. — У нас неплохо получалось.

— Спасибо, — ответила я, понимая, что он сейчас похвалил не мой голос, а знание музыки и слов.