Зеркало души
Шрифт:
Нельзя строить будущее, отрицая прошлое!
Скоро приближался праздник восьмое марта. Сейчас он не был выходным днем, но всё равно отмечался повсеместно. Я послала предварительно Глаше открытку с поздравлением, как и до этого Иванычу с двадцать третьим февраля. Они же меня поздравили и с днем рождения. Тогда Глаша передала через Иваныча корзинку пирожков, банки с медом, вареньем, грибами и огурцами. Мы отметили этот день пиршеством животов. Еще набежали ребята и девчонки из других комнат и все съели, то есть пироги и пирожки, а также грибы и огурцы, добавив к ним картошку и вино. Подарили мне трех красных новогодних петушков с пожеланиями и заставили читать вслух.
Мои девчонки по комнате знали, с кем я провела предыдущий вечер и где была, но молчали, как партизаны. Я попросила об этом. И только Петя пытал меня, где была, так как справлялся, чтобы поздравить первому, но меня не было в комнате. Девчонки еле успокоили его, сказав, что уехала к Глаше в Химки. Так он требовал сказать адрес и собирался ехать меня встречать.
— Бедный Петька! — вздыхала я. — Почти как в кино «Укротительница тигров». Там тоже Петя остался с носом, а его девушку увел красивый командир мотогонщик.
И что это у меня всё складывается как у героев фильмов? А может в этом и есть судьба? Может это мой мозг собрал все данные, как компьютер и выдает мне объемные картинки, а я сейчас лежу в коме и пускаю пузыри?
— Нет-нет! — вдруг испугалась я. — Уж больно чувствительные и последовательные дни и люди рядом более чем материальные. Фу, ты! Додумаешься тут до сумасшествия с такой-то фантазией!
Всех своих женщин преподавательниц мы поздравили газетой, разрисовав её цветами и флагами. Я написала заметку про Клару Цеткин, которая предложила вместе Розой Люксембург отмечать день женщин, борющихся за свои права. Это случилось в тысяча девятьсот десятом году, а в следующем году эта дата была утверждена на Европейской конференции женщин-социалисток. Так они привлекали внимание всех жителей земли к извечному женскому порабощению. Клара была коммунисткой, несколько раз избиралась в рейхстаг от партии коммунистов, работала в Коминтерне. Ленин считал её верной партийкой и дружил вместе с Крупской. Она похоронена в Кремлевской стене на Красной площади, и я видела её табличку, когда обходила стену позади мавзолея.
Мою статью одобрили и даже похвалили. И это был, конечно «серый кардинал». Он даже поинтересовался, где я добыла такой материал, которого мало было в общем пользовании. Я сослалась на заметку в какой-то газете, в какой не помнила, так как была мала и вступала в комсомол. Готовилась и много читала про революционеров. Тогда принимали с четырнадцати лет. Не могла же я ему сказать, что читала о ней в компе в википедии, когда рассказывала для общего представления этого праздника своим детям в школе! Моя полуправда сошла за правду.
Женщинам преподам мы подарили по гвоздичке и открытке с поздравлениями. Они были довольны. Даже сам «барин», так мы звали нашего декана, пришел и поздравил нас девочек с международным женским днем. Пожелал оставаться такими же свободолюбивыми и активными комсомолками, какими были коммунистки Клара и Роза.
А еще мы вставили в газету несколько куплетов о женщинах и о любви. Этот абзац пошел на «ура». Здесь я взяла на себя смелость и поместила не только четверостишья классиков, но и Омара Хайяма и Роберта Бернса. Текст песни на его слова из фильма того же Рязанова «Служебный роман», особо заинтересовал девчат и они даже переписывали его к себе в тетрадки.
— В моей душе покоя,
Весь день я жду кого-то.
Без сна встречаю я рассвет
И
Со мною нет кого-то,
Ах, где найти кого-то.
Весь мир могу я обойти,
Чтобы найти кого-то.
О, вы, хранящие любовь
Неведомые силы,
Пусть невредим вернется вновь
Ко мне мой кто-то милый.
Но нет со мной кого-то
Мне грустно отчего-то
Клянусь, я все бы отдала
На свете для кого-то.
Когда я читала этот стих в комнате перед девчонками, они даже всплакнули. От умиления!
— Это как молитва! — С придыханием сказала одна из сидящих. А Маша всё допытывалась, где я нашла такие стихи. Ведь кто такой Бернс даже тогда, в мое время, многие узнали, лишь посмотрев фильм.
Вот так просвещала своих сокурсниц поэзией Западной Европы и Азии. Но «комиссарша» все же сказала, чтобы поменьше я увлекалась такими поэтами.
— Ты комсомолка, Малышева, и твои предпочтения должны быть с коммунистическим задором, жизнеутверждающие, а не эти «розовые сопли капиталистов».
Ну, и что я могла возразить? Я, конечно, сказала, что приму к сведению. Та лишь прищурилась, но цветок и карточку взяла. Значит, не отказывается от внимания. Думаю, что и стихи прочла. Только не может без критики.
Она, по сведениям наших вездесущих девчат, не была замужем, и не имела детей. Вся в партийной работе и в «первых рядах строителей коммунизма». На кафедре была бессменным парторгом. Резка, грубовата, решительно пресекала любые отхождения от политики партии, считая, что «старшим товарищам виднее». Недаром мы прозвали её «комиссаршей». В последнее время она постоянно цеплялась к нашей газете и лично ко мне. Мелко так подкалывает и учит. Противно! Но терплю, мне еще учиться и учиться.
Сергей Витальич прислал телеграмму: «Поздравляю самую красивую и самую лучшую девушку на свете с праздником. Желаю счастья. В командировке до мая. Не скучай. Твой генерал».
— Вот это он зря подписался! — фыркнула Маша, когда я зачитала ей текст телеграммы. — Признался на всю ивановскую в своих чувствах. Теперь жди. Пойдут сплетни.
Я не понимала, почему она так говорит, ведь там нет ничего — ни признаний, ни поцелуев. Всё чинно и скромно.
— Да как ты не понимаешь! — тыкала она в текст. — Во-первых телеграмма! Во-вторых — Твой! Где это видано, чтобы этот мужчина был «твоим»? И что это значит, как ни любовник? Пойми, ведь тебя всякий осудит, как узнает, сколько меж вами разница. И злым языкам будет все равно, любите вы друг друга или нет. Ты будешь охотница за добром и пропиской, а он старым развратником!
Я была в шоке! Впервые услышала из уст подруги такие слова. Она всегда была на моей стороне и никогда не порицала наших отношений, а тут с таким вызовом, будто сама хотела это все сказать. Я заплакала.
— Эй! — кинулась она ко мне. — Это не я тебе говорю. Не принимай эти слова за мои мысли. Это со стороны так будут думать. Я когда-то прошла по такой стезе отношений и получила такое количество негатива, что даже сбежала сюда. Не дай Бог, тебе столкнутся с этим! При том не забывай о зависти! Слишком он лакомый кусок для многих! И я уверена на все сто, что уже по углам обсуждают эту телеграмму. Ведь он прислал её на общежитие и многие её читали. Здесь у всех свои уши. Ты уж отпиши ему, чтобы таких вещей больше не делал. И письма только на до востребования. Обязательно. Здесь сопрут, и не почешутся! И так уже гуляют по общаге сплетни о твоем посещении Кремля, а теперь и ресторана. Ты же не скрывала и не брала с наших зарока? А если дойдет до деканата, а еще хуже до «комиссарши»? Тогда беда!