Зеркало грез
Шрифт:
Израненный Карлуша метался по комнате, теряя окровавленное оперение. Вбежавшие охранники с собаками тщетно обыскивали все укромные закутки дома. Тамара с причитаниями крутилась возле Ады, совала ей под нос ватку с нашатырем. Все смешалось и перепуталось: шум, гам, лай, крики ворона… Кроме разговора, каждое слово которого Ада помнила ясно и отчетливо.
– Где он? Вы его нашли? Он только что был здесь. Вы не могли его не заметить! – бормотала она, лихорадочно шаря взглядом по комнате. – Он не мог далеко уйти. Найдите его немедленно!
– Ада
– И не было никого?
– Сегодня – никого. Ни единой живой души. Здесь только все свои. Может, вам просто показалось?
– «Может»?! – возмутилась Ада. – То есть как это «может»?
– Да нет! Я не то хотел сказать. Точно, никого сегодня не было. Этот ворон зря поднял бучу. Он у вас такой шебутной, что-нибудь да придумает.
– При чем здесь ворон? Я сама видела этого молодого человека. И мне странно, что его не заметили вы, охранники, когда он входил в дом.
– Но никто не входил. И уж тем более никто не выходил. Мы бы его непременно задержали.
– Все, идите, – махнула Ада рукой.
Она устала от бесполезных препирательств. Если уж молодой человек смог загипнотизировать такую опытную колдунью, как Ада, ему ничего не стоило справиться с простыми смертными.
Дождавшись, когда охранники с собаками удалятся, она приказала Тамаре обработать раны Карлуши. Ада и сама могла это сделать, но руки тряслись от нервного напряжения. Мысль, что молодой человек где-то рядом, но его почему-то никто не замечает, не давала ей покоя. Где прячется этот невидимка? Что еще предпримет, чтобы добиться своего?
Ада расстелила на коленях меховую душегрейку и устроила на ней ворона. Пока Тамара обрабатывала перекисью и зеленкой его раны от осколков оконного стекла, Ада уговаривала взъерошенного и все еще обеспокоенного Карлушу потерпеть, обещая ему за хорошую службу чуть ли не золотые горы.
Перемазав зеленкой ворона, себя, меховую душегрейку и заодно хозяйку, Тамара, умирающая от страха получить незаслуженный удар мощным клювом, закончила, наконец, процедуру скорой неотложной помощи и отошла на шаг, любуясь своей опасной для жизни работой.
– А теперь, дорогой, тебе нужно отдохнуть. Тамара заберет тебя в столовую и там покормит. Ты ведь не будешь капризничать, да? Я отдохну немного и тоже подойду. Сейчас лучше не летать, пусть раны подзаживут. Это просто удивительно, что ты смог пробить оконное стекло! Умница ты моя. Спасибо тебе за все. Я тебя очень люблю!
– Моя Ада. Моя Ада, – ворковал ласково Карлуша.
– А как же вы, Адочка Даниловна? – забеспокоилась Тамара. – Вы ведь голодны. Пойдемте с нами.
– Я приду за вами следом. Смерть как хочется есть.
– Да-да, как скажете. – Тамара бросила на хозяйку странный взгляд.
Едва за ней, уносящей ворона в меховой душегрейке, закрылась дверь, Ада огляделась. Комната выглядела
Да-а, зрелище неутешительное. Но главное – мучительная мысль о том, что Ада не сможет покинуть эту комнату до тех пор, пока не завершится начатый разговор.
– Выходи уже, – громко произнесла она и сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле.
Дверь смежной с кабинетом ванной комнаты приоткрылась, выпуская съежившегося от страха озирающегося молодого человека.
– Никого? Фу-у! Чуть не умер от страха, – произнес он свистящим шепотом и осторожно опустился на краешек кресла напротив Ады. – Думал – все, мне полный каюк: или собаки на куски разорвут, или ворон заклюет. Ну и охрана у вас! Того и гляди, богу душу отдашь.
– Так ты все это время был там?! – поразилась Ада. – Разве охранники туда не заходили?
– Нет. Только заглянули. Я в ванну залез и шторкой прикрылся. Я же худой, вот они меня и не заметили.
– А собаки?
– Я перед входом рассыпал порошок, отбивающий чутье.
– Чего ты хочешь? – Ада попыталась придать голосу строгости.
Она уже не верила ни страдальчески-мученическому виду, ни словам этого испуганного существа. Жалость плохой советчик, особенно напускная. Теперь колдунья знала наверняка: перед ней оборотень.
– И хватит притворяться. Я тебя вижу насквозь.
Молодой человек попытался придать бровям изгиб удивления, а глазам почти детскую наивность, но передумал: надоело ломать комедию перед этой мерзкой старой ведьмой, исковеркавшей его жизнь и судьбу. Он вперился в нее взглядом, и Ада почувствовала, как холодеют руки, немеют ноги. От показного страдальца не осталось и следа: высокомерный жесткий взгляд, худое, но крепкое жилистое тело. Преображение настолько быстрое, что колдунья не успела подготовиться к встрече с новой сущностью.
– Сейчас ты расскажешь мне то, что я должен знать. Обо мне. И особенно о ней, – произнес он тоном, не терпящим возражений.
«Нет-нет! Я и рта не раскрою! – подумала Ада в смятении. – Иначе мне конец…» И тут же начала рассказывать всю историю его появления на свет.
В Аду словно впрыснули сыворотку правды. Она говорила торопливо и без запинки, как хорошо вызубренный текст, словно боялась, что он прервет ее на полуслове и не дослушает, упустив самое важное. Рассказывала не только подробно, но со всеми комментариями и мыслями, которые посещали ее в тот злополучный день.
Она даже не пыталась сдерживаться в выражениях, которыми награждала порочную Нину. Язык – вот уж воистину без костей! – сам выбалтывал такие чудовищные подробности, что Ада просто диву давалась, сколько же в ней, оказывается, жестокости и злословия. Выложила все без утайки и вмиг почувствовала себя опустошенной, выпотрошенной начисто. Сейчас она сама себя ненавидела.