Зеркало и чаша
Шрифт:
— Сначала ты должен стать конунгом, — заметила Избрана.
— Разумеется. Мы поговорим об этом после, когда я разберусь с Флоси.
Избрана кивнула. Отношения с Флоси сейчас волновали Хродгара гораздо больше, чем отношения с ней. Так и должно быть. А что она хотела услышать? Что он любит ее больше жизни, не спит и не ест? Он не такой. Он рожден для власти, и власть — его самая большая любовь. Но разве она сама — не такая? Разве она одобрила бы его, если бы сейчас он тонул в любовных мечтаниях, вместо того чтобы думать о завтрашней битве?
Но когда он станет конунгом... Да, она не хочет сидеть на плесковском престоле, зная, что уже через два года или хотя
Она медленно подняла глаза. Хродгар вглядывался в лес на востоке, и сейчас его остроносое упрямое лицо показалось ей очень красивым. В душе росло какое-то робкое чувство, удивление, открытие, ожидание чего-то нового, и это было приятное ожидание. И почему-то на сердце сразу стало легче, откуда-то появилась уверенность, что Зимобор поможет им, что завтра они одержат победу и все будет хорошо. И для нее самой кончится эта проклятая зима, у нее появятся дети... Ей вдруг представились несколько мальчиков лет четырех-пяти, их светловолосые головки и живые умненькие личики, звонкие голоса... Голоса будущих великих конунгов...
Хродгар напряженно вглядывался в етландский стан и не смотрел на нее. Перед ним стояли иные картины — зрелища завтрашней битвы, без которой никакое будущее для него невозможно.
Избрана отвернулась и пошла прочь. Ей хотелось побыть одной.
Этой ночью Избрана не ложилась спать, только подремала совсем немножко. В самую глухую пору челядинка только скрипнула дверью, и она сразу подняла голову.
— Там Хедин пришел, — шепнула челядинка, заправляя за ухо прядь волос из растрепанной косы.
Избрана тут же спустила ноги с постели: она лежала, не раздевшись. Челядинка подала ей сапожки, и уже вскоре она вышла на забороло. Здесь были все ее воеводы, одетые и вооруженные как для боя.
— Уже скоро, — кивнул Хродгар, увидев ее. — Мы видели знак.
— Варяги его тоже видели, — буркнул десятник Травка. — Как бы чего...
— Ну и что они видели? — хмыкнул Громша. — Огненная стрела взвилась и упала, они и не поняли, что это такое.
— Примут за падучую звезду, — сказал Хедин. — И было бы очень хорошо, если бы они приняли ее за знак близкой гибели. Ведь так оно и есть.
Воздух уже серел перед рассветом, Избрана тайком зевала в рукав, но ее била нервная дрожь и спать было бы невозможно. Она вместе со всеми вглядывалась в темноту на востоке, ожидая начала битвы, но на таком расстоянии не получалось что-то разглядеть.
— Вроде начали! — время от времени бормотал то один из мужчин, то другой. — Вроде слышно, бегут...
Снова и снова тревога оказывалась ложной, но внезапно Избрана осознала, что все действительно началось. Причем началось уже какое-то время назад. С самого края луговины, который выходил к лесу, долетали крики, сначала глухие и неясные, потом все более громкие.
— Начали, слава Перуну! — говорили воеводы вокруг нее, наклоняясь через стену, как будто это поможет им лучше видеть.
Сами еты тоже мало что понимали. В самый глухой час перед рассветом небольшой отряд вдруг вышел из леса и напал на их стан. Дозорные не успели толком поднять тревогу, как получили каждый по стреле в грудь, и вот уже славяне,
Их было не так много, около сотни. Было похоже, что это ополчение местного посада и окрестных лесных дворов: у нападавших не было кольчуг и шлемов, даже щиты имелись не у всех, а их топоры и рогатины были предназначены больше для рубки леса и охоты, чем для войны. Однако за счет внезапности своего нападения они весьма преуспели и нанесли етам немалый урон.
Через какое-то время те опомнились и тоже взялись за оружие. Получив отпор, славяне отступили и в беспорядке кинулись к лесу.
— За ними! Перебить их всех! — кричал Халльдор Охотник, чья дружина пострадала больше всех, потому что занимала ближайший к лесу край луговины. — Кетиль! Бьерн, Рауд! Ведите своих людей! И разбудите конунга!
Рауд Козья Шкура, Кетиль из Лонгенэса, оба сына Орма Могучего из Хаукдаля и несколько других вождей помельче уже бежали со своими людьми к опушке леса, преследуя славян. Всем было ясно, что местное ополчение воспользовалось утренним часом, надеясь, что неожиданность возместит их малую численность. Тем временем разбудили конунга Флоси, весь етландский стан поднялся: было ясно, что спать сегодня уже не придется.
— Вниз! — Хродгар кивнул Хедину и махнул рукой своим людям: — К воротам!
Уже достаточно рассвело, чтобы видеть луговину и край леса. Последние из отступавших втягивались под тень ветвей, а три или четыре сотни етов преследовали их, на бегу бросая копья в отстающих.
Где-то за деревьями пропел рог, и сразу по всей длине опушки, полумесяцем огибавшей луговину, показались люди. Отступавшие ополченцы тоже прекратили бегство и повернулись к преследователям лицом. Еты едва успели опомниться, как оказались зажаты почти в кольцо противником, превосходящим их численно раза в два. Не понимая, откуда все это взялось, люди Флоси заметались. Рауд Козья Шкура громкими криками призывал их к битве, но выстроить «стену щитов» они не успели — варяги особенно предупреждали Зимобора, чтобы он нападал быстро и не дал противнику такой возможности. В несколько минут еты были смяты и обращены в бегство, а смоляне преследовали их и были уже в самом их стане возле детинца.
Возле шатра Флоси трубил рог, призывая на помощь дружины с причалов. Сам Флоси тоже вышел, одетый для битвы. Избрана видела его, и вид у него был несколько растерянный: хороший хозяин, он не привык сражаться, а здесь все сразу пошло не так, как положено. Битва и началась, и продолжалась непонятно как: часть его людей уже пропала в серой рассветной мгле, а тут еще пошел слух, что славянские чародеи превратили лесные деревья в воинов! Так или иначе, но уже на площадке их собственного стана шла битва, костры и шатры были растоптаны, несколько вождей были разбиты поодиночке, оставшиеся пытались собрать и выстроить своих людей, но в полной неразберихе ничего не удавалось сделать.
Наконец Флоси поставил несколько дружин клиньями. Кольберн и Финн с Лесного острова, Свейн Чародей и Торстейн Стрелок, ночевавшие поблизости, и теперь остались со своими людьми рядом с конунгом. Но едва он послал их вперед, как Избрана махнула рукой Хродгару и Хедину, ждавшим знака во дворе. Ворота раскрылись, и две с половиной сотни ее собственной дружины, самое последнее и самое лучшее из того, чем она располагала, вышли из детинца прямо к шатру самого Флоси.
— Где ты, рабский выродок! — на бегу кричал Хродгар. — Иди сюда, мерзавец! Ты явился за мной, так вот он я! Готов удушить тебя в братских объятиях! Не вздумай от меня бежать!