Зеркало Иблиса
Шрифт:
– Гиммлер был бы недоволен, услышав ваши слова.
– И тем не менее. Если то, что говорит Гейзенберг, правда, то мы на пороге величайших открытий.
Но Гейзенберг говорил не только об открытиях и перспективах. Он жаловался на наплевательское отношение к проблемам ядерной физики со стороны министерства по делам воспитания молодежи, на нехватку финансовых средств и необходимых для работы материалов, и особенно подчеркнул, что мобилизация вырвала из научных рядов многих талантливых технических специалистов и лаборантов, без которых невозможно надеяться на скорый положительный результат. В то же время Соединенные Штаты уже ушли далеко вперед, и дальнейшее отставание от них может привести к краху.
На этих словах генерал Фромм многозначительно поднял брови, явно напоминая Шпееру их беседу в ресторане «Хорхер». Сам он только что пообещал физикам уволить из армии несколько сотен ранее призванных научных сотрудников.
По окончании доклада Шпеер поспешил к Гейзенбергу.
Ученый стоял у портьеры и вытирал лоб белоснежным платочком. Рядом с ним Шпеер увидел фон Лооса, который приветливо улыбнулся.
– Господин Гейзенберг, я хочу прямо спросить у вас: вы можете создать эту бомбу, о которой сегодня столь увлекательно нам рассказали? – спросил Шпеер.
– Научное решение проблемы найдено, господин рейхсминистр, – сказал физик, аккуратно складывая платочек и убирая его в карман. – Созданию атомной бомбы уже ничто не препятствует, и все бы хорошо, но необходимая техническая база может быть создана не менее чем через два года.
– Это недопустимо долгий срок. – Шпеер покачал головой.
– Мы все это понимаем, – согласился физик, – но дело в том, господин рейхсминистр, что мы не сможем действовать быстрее. Любая ошибка может стать фатальной. Да и двухлетний срок, который я назвал, достижим лишь при соблюдении ряда обязательных условий… Не стоит забывать, например, что в Европе имеется лишь один маломощный циклотрон.
– За чем же дело? Я могу выделить деньги из фондов министерства вооружений, стройте такой же циклотрон, как у американцев, или даже крупнее.
– Это исключено, господин рейхсминистр. У нас недостаточно опыта, поэтому будет правильнее работать не небольших циклотронах…
– Как вам угодно, господин Гейзенберг. Я прошу вас, направьте мне ваши соображения относительно финансирования и другой помощи, они будут рассмотрены в кратчайшие сроки. Помните, сам фюрер заинтересован в вашем скорейшем успехе. Желаю удачи! А теперь позвольте мне побеседовать с бригаденфюрером.
Шпеер взял фон Лооса за локоть и отвел в сторону.
– Бригаденфюрер, я хотел бы побеседовать с вами более детально.
– О чем? Об урановом проекте? Но я имею к нему косвенное отношение…
– О «Тангейзере». Поскольку фюрер поручил мне заниматься операцией, я хотел бы кое-что уточнить.
– С удовольствием, рейхсминистр. Только не здесь. Я знаю замечательное кафе, мы можем переместиться туда… к тому же у меня от этих физических умозаключений жутко разыгрался аппетит.
– Нам никто там не помешает?
– Не беспокойтесь, рейхсминистр Это очень маленькое и дорогое кафе.
Распрощавшись с участниками совещания, они уехали. Шпеер сел в автомобиль бригаденфюрера, длинный черный «адлер». Любопытно, но водителем оказалась девушка, крепко сбитая русоволосая штирийка с широкой улыбкой.
– Я знаю, что вы подумали, – сказал фон Лоос, забираясь на заднее сиденье и скрипя кожей плаща. – Ни в коем случае, господин рейхсминистр. Макси – отличный водитель, механик, в случае надобности – телохранитель. К тому же у меня есть серьезные подозрения, что она более благосклонна к девушкам, нежели к мужчинам…
– Ваше дело, бригаденфюрер. – Шпееру и в самом деле было все равно, какие у фон Лооса отношения с девушкой-водителем
– Я просто готовлю вас к сплетням. Так ли: иначе, о нас ходит много разговоров…
– О ком это – о вас?
– Обо мне, о Зиверсе, о многих других офицерах, которые имеют отношение к «Анненербе».
– Вы были на фронте, бригаденфюрер? – спросил Шпеер, чтобы перевести разговор в иное русло. Сам он давно уже ознакомился с досье фон Лооса и прекрасно знал, что бригаденфюрер родился в 1901 году в Хавангене, член НСДАП с 1931 года, имеет юридическое образование, работал в газете «Аугсбургер цайтунг», параллельно занимался боксом, имеет несколько медалей, затем довольно успешно поднимался по карьерной лестнице в СС, в ходе французской кампании служил в 12-й армии Листа при штабе.
– Можно сказать, не был, – честно ответил фон Лоос. – Французский вояж не в счет. Правда, я выезжал в июне 1941 на Восточный фронт, но всего лишь на несколько дней, да и то до передовой мы не добрались. А вы, насколько я знаю, недавно из России?
– Да, в феврале… Мы что, уже приехали?
Кафе – маленький домик восемнадцатого века – стояло под сенью огромных тополей. Шел мелкий дождь, и Шпеер с бригаденфюрером поспешили войти внутрь. Зальчик был практически пуст, но румяная пожилая хозяйка, с откровенным восхищением глядя на золотой партийный значок Шпеера, отвела их в подобие кабинета, отгороженное плюшевыми ширмами.
– Кофе, пирожные и коньяк, – распорядился фон Лоос. – Вы не против, господин рейхсминистр? И расскажите еще немного о своей поездке в Россию.
– С удовольствием. Я полетел в Днепропетровск вместе с Зеппом Дитрихом, чтобы проконтролировать ход ремонта железных дорог на юге России. Что мне запомнилось? Ужасающее однообразие пейзажа, руины, собачий холод, постоянный снег… Я пробыл там всего лишь неделю и не горю желанием попасть туда еще раз. Тем более что во время моего пребывания в Днепропетровске город едва не взяли русские… Вряд ли мы тогда сидели бы с вами в этом теплом кафе, бригаденфюрер.
– Вы – человек штатский, Шпеер, и вам легче будет понять меня. Я для того и спросил вас о России. Что вы думаете о сегодняшней встрече с физиками?
– Я думаю, что планы у них величественные, но воплощения их придется ждать очень долго.
– Стало быть, надежды фюрера призрачны?
– Не очень хороший вопрос. – Шпеер отпил кофе и шутливо погрозил пальцем бригаденфюреру. Фон Лоос почему-то был ему симпатичен. – Но я с вами согласен.
– А ведь атомная бомба пришлась бы очень кстати. Десяток таких бомб – и война выиграна. И на Востоке, и на Западе… Мы сами свои первейшие враги, господин рейхсминистр. Мы сами нанесли себе сокрушительный удар, когда выпустили из страны некоторых еврейских физиков. Они могли работать и здесь, не важно, на каких условиях. – Согласен с вами, бригаденфюрер. Но давайте вернемся к «Тангейзеру».