Зеркало Триглавы
Шрифт:
— Ты?
— А ты ещё кого-то ждешь? — Капитан покачал головой. — Я вот что хотел сказать — особых результатов не ждите, аппаратура еле дышит, реактивов почти нет, но что смогу, сделаю. Вот только у меня такое чувство, что все это неспроста.
— Что именно?
— Мы здесь уже столько времени и никаких странных событий, а сейчас… Слишком много загадок, словно планета начала интересоваться нами, как мыслящими существами, а не как легкой добычей. Ты помнишь, как все начиналось?
Помнил ли Сварог? О, он помнил, как же, такое не забудешь до конца жизни, даже если ей отмерено несчетное количество
— Земля… — задумчиво проговорил Сварог.
— Что? — не понял неизвестного слова Велес, произнесенного капитаном нараспев.
— Ты никогда не вслушивался в звуки этого мира? — Велес не стал рассказывать капитану о музыке, внезапно возникшей неизвестно откуда в голове. — К песне ветра, к шепоту листьев, к гомону птиц, к стонам ночного леса, к журчанию бегущей воды? А ведь они разговаривают с нами, они кричат нам, только мы не слышим, только иногда что-то прорывается, как вот это. Земля — имя этого мира.
— Ты это придумал.
— Даже если Я и придумал, то ЭТО я придумал хорошо. Сколько можно называть этот мир «Планета» или "Вторая Диора".
— Так нам было просто не до этого, — не унимался Велес. — Сначала…
— Да, не до этого, и сначала, и потом, — перебил его Сварог, — а она живая, только мы этого не поняли. И она наблюдает за нами сотнями глаз, изучает нас легкими прикосновениями, привыкает к нам и рано или поздно мы ещё узнаем, что это за чудо такое — Земля.
Сегодня Кащей постарался уйти из лагеря пораньше, а, проще говоря, сбежать. Надоели ему все эти экстатические восторги и заумные доктрины о внезапно поумневших приматах. Ладно бы сами возились с ними, так еще и его пристроили: — "Помоги наладить Велесу лабораторию, придержи этого славного детеныша, пока биолог возьмет пробы крови и спинномозговой жидкости, а то он кусается (а что ему прикажете делать, когда хватают и тащат незнамо куда?), смени Перуна на пару часов, пусть тот хотя бы поест…" А о том, что Перун и остальные будут есть никто и не подумал, кроме него. Вот он и решил с утра наведаться на заветную полянку, где прямо из-под земли пробивался бурливый родничок, у которого частенько резвились длинноухие зверьки. Кащей ловко наловчился бить их короткими тяжелыми металлическими стрелами, почти не повреждая шкурки, им он тоже нашел применение, в холодное время года покрывала из них отлично грели, когда от морозов насквозь промерзали тонкие стены хижин.
Тяжелый лучемет ощутимо оттягивал левое плечо. Кащей поддернул сползший ремень. Вроде и необходимости особой не было таскать за собой почти разрядившиеся оружие, но с ним как-то спокойнее. Крупного зверя не убьет, конечно, но отпугнет, ровно настолько,
"Чего они так радуются? — опять вернулся к недавним событиям Кащей, — мутации, мутации, необъяснимый всплеск мозговой активности у каждого следующего поколения…" У него от бесконечного повтора слова «мутации» по коже пробегал лихорадочный озноб. На Диоре генетики строго отслеживали признаки появления изменений в строении тела, в психике, в поведении и диорийцев, имеющих малейшие признаки отклонения от нормы безжалостно уничтожали, независимо от возраста. Так пытались сохранить генофонд неизменным, но страх оказаться невольной жертвой биотрансформаций въелся в клетки крови каждого с момента осознания себя.
Кащей вспомнил, как озадачен был биолог, когда увидел, как радостно прыгал молодой примат, сбивший палкой высоко висящий плод. Причем ликовал гоминид не из-за упавшего фрукта, а из-за самого факта падения. Велес долго разглагольствовал, что тот получил удовольствие от самой деятельности, а потом долго ловил убегающего зверя, чтобы проверить насколько повысился у того уровень эндорфинов в крови. Не догнал, конечно, куда ему, увальню, а он, Кащей, наотрез отказался бегать на потеху остальным.
Хоженая не раз тропинка легко ложилась под ноги, и Кащей шагал, не глядя по сторонам. Эх, знали бы диорийцы истинную причину «мутаций», то-то бы удивились. Кащей гаденько хихикнул, вспомнив свои подвиги. А что? Он любил жизнь во всех её проявлениях, а самочки приматов почти не отличались от диорийских женщин, такие же ласковые, только не в пример молчаливее. Кто бы мог подумать, что его семя окажется таким активным и даст жизнеспособное потомство? Но об этом лучше молчать, пусть у него будет своя маааленькая тайна, а биолог пусть копается в своих бесконечных пробах, ищет причину…
Краем глаза Кащей заметил маленькую тропинку, уходящую в глубь леса. Звериная тропа? Не видел раньше, а ведь хорошо натоптанная, надо бы глянуть куда ведет.
Отводя в сторону низко склоненные ветви, которые так и норовили стегнуть по лицу, следуя за хитрыми поворотами стежки-дорожки, бывший астронавт не заметил, что солнце давно село. Опомнился он только, когда темнота накрыла лес душным пологом. Увлекся, однако!
Вот только странно, вроде и шел недолго, не устал совсем, а день пролетел незаметно. Ну и как выбираться отсюда? Куда он забрел?
Тревожный вскрик заставил Кащея насторожиться. Покрутив головой по сторонам, он прислушался к звукам, долетевшим из-за кустов. Отодвинул закрывающую обзор ветку и остолбенел.
В прорехи облаков вылезла круглая луна, залив безжизненным светом опоясанную лесом полянку. В клубах зыбкого марева недвижно застыла на коленях хрупкая девичья фигурка. Напрягшееся тело мучительно изогнуто назад, поблескивающие в серебристых лучах ночного светила длинные волосы стелятся по земле, тонкие руки воздеты к небу. Горловой всхлип-полустон переходит в речитатив, размеренный, как корабельный метроном. Через мгновение возникает тихая мелодия. Чарующая музыка пронизывает все тело диорийца, ей вторит тревожным тамтамом сердце, отбивающее дикий ритм в груди.