Зеркало за стеклом
Шрифт:
Но начал мужчина именно с воришки. Оставалось только сжать кулаки, смотреть и надеяться на лучшее. Йен велел мне отойти на шаг, опустился перед мальчишкой на корточки и заглянул ему в глаза.
— Ты забудешь всё, что происходило на этой улице. Когда мы уйдём, ты вспомнишь только, как свернул сюда, убегая от человека со шрамом. Споткнулся и упал. Тебя нашла сестра. Попроси её, она вправит тебе руку. Она же травница. — С этими словами он взял мальчика за левую руку и резко, с тихим хрустом, вывихнул её.
Я ахнула и бросилась к пареньку. Сильные пальцы сдавили шею. Только что Йен Кайл сидел на корточках и вот уже стоит, держа меня
— Ты забудешь всё, что здесь было. Когда мы уйдём, ты вспомнишь, что догнала убегающего брата. Он попросит вправить вывихнутую руку, и ты это сделаешь.
Пальцы резко разжались, и я, внезапно потеряв точку опоры, осела на мощёную уличную дорогу, почувствовав себя ворохом одежды, из которой вдруг испарился хозяин. Широко раскрытыми глазами я смотрела на Йена. Зрение прояснилось, чёрные круги растворились. Он ответил мне внимательным взглядом ярко-серых глаз, дёрнул уголком рта и отвернулся. Текущая по перекрёстной улице толпа мгновенно раздалась перед ними с Циларин. А потом людской поток сомкнулся. Вот так. Хоть стой, хоть падай. Но я просто сидела.
Первое, что я сделала, встрепенувшись какое-то время спустя, это поскребла переносицу. Почему-то вдруг зачесалась. Потом потрогала шею. Больно! Наверняка понаставил мне синяков, чудовище! Если существует пресловутое мировое равновесие, то пусть ему… пусть его… ну, я не знаю! Пусть ему тот дед с тачкой навоза на дороге попадётся и страшно отомстит за нас с мальчишкой!
Моё лицо невежливо задели подолом. Только сейчас я поняла, что улица полна народу. Толпа хаотично двигалась, как ни в чём не бывало. Сидящую посреди дороги меня пока обходили. Но по нескольким недовольным фразам стало ясно, что такая роскошь ненадолго.
Рядом завозились и захныкали. Бледный воришка сидел, прижимая к себе вывихнутую руку, но плакать вроде не собирался. Зато ломать комедию продолжил.
— Сестричка, вправь мне руку.
— Ага, ещё чего. — Кряхтя, я поднялась на ноги и отряхнула юбку, на которую между делом уже наступило человек десять. Благо материалу было всё равно, он и чистым-то выглядел так кусок пыльной мешковины. — Скажи спасибо, что ты за эту руку сейчас держишься, а не с земли подбираешь. В будущем сначала нужное количество раз подумаешь, прежде чем по чужим сумкам шариться. Где эта чёртова склянка? — Я огляделась, но, естественно, безрезультатно. Циларин его, скорее всего, просто выбросила, а чья-нибудь нога уже наверняка раздавила хрупкий флакончик. Только бы там не оказалась настойка от головной боли… Чувствую, сегодня она мне очень пригодится.
— И ничего я у тебя не крал! Что говоришь-то? Я убегал от какого-то типа со шрамом. Страшенный такой, чуть не схватил меня. Чтоб его Длани всем скопом казнили! Еле оторвался. А тут хряпнулся с размаху, руку выбил. Ну вправь, а!
— Не зли меня, малой. — Я сделала зверское лицо. — Иначе я тебе не то, что эту руку не вправлю, ещё и правую к левой лодыжке привяжу. Будешь изображать радикулитного, авось кто и подаст. Зато на всю жизнь запомнишь, как воровать у безобидных усталых
— Я не воровал у путниц!
Я чуть было не огрела маленького нахала своей котомкой. Но, во-первых, без ущерба для себя нельзя, а во-вторых, дыры от ножа на холсте просто так сами собой не зарастают. Это колдовство высокого порядка, для которого требуется хорошее освещение, несколько минут полной сосредоточенности и иголка с ниткой. Из дыры торчал краешек бабкиного платья, но больше ничего, кажется, не вывалилось. Пока.
— Слушай, мне надоела вся эта чепуха с дланями и мнимыми внушениями. Подыграл — молодец! За это иди на все четыре стороны со всеми четырьмя конечностями. И чтоб глаза мои больше тебя не видели. — Я взвалила котомку на плечо, устроила её поудобнее, чтобы рукой можно было прикрывать дырку, и собралась в толпу.
Собственно, дальше намерения мои дела не продвинулись. Воришка вцепился в подол здоровой рукой и, судя по выражению лица, отпускать не собирался, даже не смотря на угрозу художественного связывания.
— Если не уберёшь, я тебе и её тоже вывихну. — Кивнула я на руку. Внутренний голос совести тут же принялся меня распекать за то, что я не просто оставляю страждущего в трудную минуту, а ещё и обещаю преумножить его мучения. Я велела совести молчать. От пустых угроз, как известно, руки сами собой ещё ни у кого не выкручивались. Что же касается второго, то страждущий сам виноват. Если бы перестал повторять эту чушь и просто попросил помочь, я бы поупрямилась, но не долго. Потому что это действительно мой долг, в конце концов. И вправлять вывихи я умела ничуть не хуже, чем сводить холодными примочками синяки и зашёптывать шатающиеся зубы. Драка на селе — главное развлечение на празднике и первое дело при улаживании крупных конфликтов в духе: «А ктой-то мой стожок сена ноченькой с лужка к себе на подворье утихарил?»
— Не запугивай, не вывихнешь! Ты же травница, ты не можешь никому сделать больно, иначе саму так скрутит, не сразу и разогнёшься! — Сердито процедил мальчишка, понизив голос так, что мне показалось, будто я ослышалась. Но нет.
— Откуда ты…
Бабка всегда говорила, что неумение давать отпор силой испокон веку хранится в тайне от людей, не посвящённых в травное ремесло. Потому что это одновременно самое уязвимое и самое сильное место любой травницы. Уязвимое понятно почему. Сомнительный повод, ярость толпы — вот уже и похороны. Впрочем, толпа не обязательна. Достаточно двух-трёх её озверевших представителей. Но вместе с тем, зная такой недостаток за своей профессией, её обладательницы учатся воистину творить чудеса. Если Вам нужен кто-то, способный мастерски вести переговоры, Вам прямая дорога к травнице. Только она сможет миром уладить дело о кочующих стожках, при этом сделав так, чтобы обе стороны остались довольны. Ну, по крайней мере, так было бы в любом другом селе. Или в моём, но с другой травницей.
Когда двое возмущённых сенокосцев пожаловали со своей тяжбой, я приятно удивилась и даже почувствовала гордость. Это была первая просьба, с которой ко мне обратились, признав травницей после смерти бабки. Я подумала, что проблемы в этой ситуации меньше, чем здравого смысла у Марфина, суровой зимой с разбегу прыгающего в насквозь промёрзший пруд.
«Потому что, госпожа ведьма, в реку прыгать негоже. Оттуда наши бабы воду для готовки берут. А вдруг я пописаю ненароком? Некрасиво. А тут вот и глубины должно быть по шейку. Мне в самый раз!»