Зеркальшик
Шрифт:
— Симонетта! — повторял я снова и снова, покрывая ее лицо поцелуями. Она улыбнулась, но совершенно не была взволнованна.
Сначала я подумал, что Симонетта притворяется, чтобы наказать меня. Но затем я вспомнил встречу с великаном, который многое мог рассказать, но позабыл свое имя, и то, как он это объяснил.
Поэтому я осторожно заговорил:
— Симонетта, ты помнишь Венецию, когда мы были вместе, нашу любовь?
Глаза Симонетты посветлели, и она обрадованно воскликнула:
— О
— Как его звали?
— Я не знаю. Я не помню имен.
В беспомощности, к которой примешивалась ярость, я отвел Симонетту к скамье и велел сесть. Я стал перед ней на колени, сжал ее руки и, задыхаясь от слез, спросил:
— Как выглядел твой возлюбленный, Симонетта? Посмотри на меня! Выглядел ли он так же, как я?
Симонетта пристально вглядывалась в мое лицо. Она не торопилась и наконец ответила:
— Да, он выглядел точно так же, как вы. Думаю, это были вы.
Вообще-то я должен был прыгать от радости, но безучастность, с которой она отвечала мне, потрясла меня. Чтобы скрыть слезы, я спрятал лицо у нее на коленях. Все мое тело пронизало чувство счастья, когда я неожиданно почувствовал ее руку у себя на волосах. Симонетта гладила меня, словно хотела утешить. Мы долго сидели так, не говоря ни слова.
Все это казалось мне дурным сном. Я начинал сомневаться в себе. Я не знал, правда ли то, что я переживаю сейчас, или дьявольское наваждение, навеянное событиями последних дней. И пока я искал ответ на этот вопрос, пока моя голова покоилась на коленях Симонетты и я ощущал живительное тепло, исходящее от моей возлюбленной, мне показалось, что кто-то незаметно вошел. Я вскочил. У меня за спиной стоял Фульхер фон Штрабен.
Не раздумывая, я бросился на него. Хотя Глас был выше меня, меня это не остановило.
— Что вы с ней сделали? — в ярости кричал я. — В чем эта женщина перед вами провинилась? Зачем вы привезли сюда Симонетту?
Фульхер оттолкнул меня и усадил на скамью рядом с Си-монеттой.
— У вас горячая голова, Мельцер. Ваши поступки часто опережают мысли. Это не подобает человеку вашего положения.
— Что вы сделали с Симонеттой? — повторил я.
— Ничего особенного, — ответил Фульхер. — Она пригубила напиток забвения. Теперь она помнит прошлое только урывками.
— Она потеряла память! — выкрикнул я Гласу в лицо.
— Ни в коем случае, — спокойно ответил тот. — То, что она не помнит сегодня, завтра опять с ней. Зато исчезнет что-то другое. А что касается вашего вопроса о цели ее пребывания здесь, то вы сами можете дать ответ. Когда я познакомился с вами, я понял, что вы вечно сомневающийся человек, который докапывается до сути вещей. Я не хотел рисковать, посвящая вас в тайны нашего братства, не будучи уверенным, что вы не выступите против нас. Я догадывался, что вы не удовлетворитесь тем, что я вам сказал. Хотя это больше, чем знают о нас люди извне. Вам сыграло на руку то, что в Вероне вы сами напали на след этой женщины. Но мои люди оказались быстрее. Как я уже говорил, у нас всюду есть свои люди. Они привезли женщину сюда в качестве живого залога. Если бы вы исполнили наш заказ к нашему удовлетворению, вы получили бы ее. И никогда не считайте себя умнее, чем Глас!
Я схватил Симонетту за руку, пытаясь собраться с мыслями. Это было нелегко, учитывая резкий поворот событий.
Мне стало ясно: хочу я того или нет, я должен напечатать эту чертову Библию Boni homines, и мне следует сделать это быстро, если я желаю вновь завоевать Симонетту.
Факел затрепетал от порыва ветра, пламя задрожало. Фульхер подал Симонетте знак удалиться, и она, не колеблясь, поднялась.
Прежде чем она ушла, я еще раз обнял ее, прижав к сердцу, и со слезами на глазах сказал:
— Верь мне, все будет хорошо!
В этот миг мне показалось, что она услышала отголосок нашей прежней любви.
Когда Симонетта вышла из комнаты, Фульхер фон Штрабен подошел ко мне.
— Итак? — произнес он. Я кивнул.
— Только пришлите в Майнц достаточное количество пергамента, — сказал я, — и вовремя поставляйте новые главы. Будет вам ваша Библия!
— Ну я так и знал! — рассмеялся Фульхер, хлопнув меня по плечу. И, не попрощавшись, удалился.
Я слышал, как он спускался по лестнице, слышал его дьявольский смех. Поскольку я был голоден, я проглотил хлеб, который принесла Симонетта. Несмотря на то что мне очень хотелось пить, я взял кружку с водой и вылил ее содержимое в окно. Потом снова улегся на скамью и стал ждать, что будет дальше.
То, что я нашел Симонетту именно здесь, в глуши Эйфельских лесов, казалось мне абсурдным и непонятным. Я начал громко звать возлюбленную, чтобы удостовериться, что я не сплю. Я поднялся и стал ходить взад-вперед по узкой комнате. Я далее думал о том, чтобы освободить Симонетту и бежать вместе с ней. Но потом я понял, что это навлечет на нас беду. Нет, я должен печатать, пусть даже это будет завет дьявола.
С наступлением темноты в мою каморку вломились двое грубиянов в простых широких плащах и широкополых шляпах. Изъясняясь при помощи непонятных звуков, они потащили меня вниз по витой каменной лестнице. Из-за бесконечных поворотов вокруг своей оси у меня закружилась голова, но наконец мы оказались внизу. Едва я пришел в себя, как мне на голову набросили мешок и втолкнули меня в стоявшую наготове карету.
Я испугался за свою жизнь, потому что даже представить себе не мог, куда может везти меня в это время карета, летевшая с такой скоростью — да, «лететь» было самое подходящее слово для такого способа передвижения — и совершенно бесшумно.