Зерна огня, или Свидетель деяния
Шрифт:
– Не слышал. Где это? – Барти кривил душой: бывать он в Белых Холмах не бывал, но слышать приходилось. Мало, правда, но достаточно, чтобы понять, не врет ли девица, не назвала ли домом первое место, что пришло в голову.
– Если от Себасты, – неохотно объяснила Мариана, – в трех днях пути за Южной Миссией, но не на самом побережье, а вглубь, к предгорьям.
– Не там ли, – изобразил пробуждение памяти Барти, – где пару десятков лет назад нашли святой источник и поставили монастырь?
– Монастырь там давно, – дрогнувшим голосом ответила Мариана. – А о святом источнике я не слыхивала. Ты спутал, сэр рыцарь.
Все верно, подумал
– Странно, – вновь нарушил молчание Барти. – Почему ты не пошла в отряд Южной Миссии?
– Была причина, – Мариана выпрямилась в седле, развернула плечи – хотя, казалось бы, куда уж дальше. В голосе зазвенели слезы. – И по той же самой причине я не вернусь в те края.
– Мариана, – мягко, как ребенку, сказал Барти, – тебе и только тебе выбирать, куда мы едем. Тебе совсем не нужно ничего доказывать. Твоя клятва, твой и путь.
Мариана не ответила, и некоторое время путники ехали молча. Но Барти все-таки произнес то, что с вечера, с самого отъезда просилось на язык.
– Однако, Мариана, я рад был бы помочь тебе, чем смогу. Я все же поопытней тебя и дорогой этой ездил не одну сотню раз.
– Не держи меня за неженку, сэр рыцарь! – неожиданно зло перебила его Мариана. – Ты сам сказал – моя клятва. Мне и позаботиться о надлежащем ее исполнении.
– Но ты можешь хотя бы говорить, куда мы едем? Думаю, я получше тебя знаю эти места и мог бы…
Девица вновь не дала рыцарю довести речь до конца:
– Куда едем? А куда дорога ведет! Разве подвиги не сами находят достойных, сэр Бартоломью?
– Вот с этим я бы поспорил, – пробормотал себе под нос Барти. – А впрочем, ладно. Твой путь, тебе и решать.
Сам же подумал: не следует ждать слишком многого от первого разговора. Довольно и того, что сейчас они едут рядом, и Мариана перестала дуться.
Тучи ползли на север. Потемневшая от дождя полоса тракта стелилась под копыта, первые солнечные лучи гладили лицо, и к Барти пришло то самое настроение, с которым он любил отправляться в дорогу: не радостное и не печальное, а какое-то звонкое, немного тревожное, но в целом – бесшабашное. «Всё путём», – шептал тракт. «Всё будет», – обещал ветер. И четкий дуплет галопа соглашался: «Ну да! Ну да!»
Счастливый настрой продержался до остановки на обед. Мариана не разговаривала со спутником, похоже, таким нехитрым способом утверждая свое главенство, но впереди ждал долгий путь, и рыцарь знал – неизбежные трудности рано или поздно расставят всё по местам. Пока же лучше не спорить, не командовать – и присмотреться, умеет ли девица пользоваться свободой.
И если она будет распоряжаться волей так, как сейчас, думал Барти, мрачно глядя на трактир, выбранный Марианой для обеда, лучшее, что можно сделать с дурной девицей, – подыскать ей мужа построже. Специально, что ли, выискивала самый убогий?! Покосившийся забор, хлипкая коновязь… внутри, впрочем, оказалось чисто, и тушеной с овощами уткой, как и элем, сэр Барти остался доволен. Но, глядя, как Мариана выскребает миску из-под похлебки, как расплачивается, морща лоб и что-то прикидывая в уме, он понял выбор девушки. Где убогий вид, там не слишком высокие цены. Денег у Марианы явно и так негусто, достаточно на снаряжение посмотреть – и вряд ли она рассчитывала на долгое путешествие, открывая дверь
Конечно, рыцарь ничем не показал, что оценил финансовое положение спутницы. Но положил себе добиться дружбы с Марианой как можно скорей – хотя бы ради того, чтоб гордячка позволила ему платить за еду и выбирать трактиры.
Обед привел сэра Барти в настроение более-менее благодушное, однако, глядя на хмурую спутницу, рыцарь счел за благо не затевать новых разговоров. Хочет ехать молча – пусть. Может, ей подумать надо. Может, еще и до чего дельного додумается, бывают ведь чудеса на свете.
Постоялый двор, куда свернула Мариана вечером, надежду на чудеса разрушил. Не понравился он рыцарю с первого взгляда. Прежде всего – тем, что стоял на отшибе, шагах в ста от огородившего деревеньку частокола. Конечно, такое вольное расположение можно было бы оправдать благой целью удобства постоянных гостей – если бы в таковых числились крепкие купцы, путешествующие большими караванами, или, скажем, воинские отряды; говоря короче, постояльцы шумные и не привыкшие соразмерять свой распорядок с деревенской жизнью. Но гости такого рода вряд ли остановятся без крайней нужды в настолько запущенном, неухоженном, да и попросту тесном заведении. Даже забора толкового нет: покосившийся плетень разве что курицу остановит, но уж никак не человека или волка. Задворки бурьяном поросли, разве добрый хозяин такое безобразие потерпит?! Да и гостевых комнат тут навряд ли много: второй этаж, хоть и ведет туда обычная для этих краёв наружная лесенка, явно переделан из чердака. Нет, не дотягивает заведение до пристойного постоялого двора – так, забулдыжный трактир с кроватями для случайных постояльцев. С подобного заведения честным трудом не прокормиться.
Барти остро пожалел, что, выезжая обычно из Себасты рано утром, оставлял этот странный трактир без внимания. Выходит, не так хорошо знает он путь до Корварены, как думал до сих пор! В досаде Барти даже отступил от принятого решения – хотя бы несколько дней молча соглашаться со спутницей – и сказал:
– Выбери другое место для ночлега, я тебя прошу.
Но Мариана в ответ лишь пожала плечами – и, поручив Пенку дурковатого вида конюху, решительно вошла внутрь подозрительного заведения.
Коротко помянув Нечистого, Барти повел Храпа вслед за Пенкой. Маленькая, всего на шесть денников, больше пропахшая застарелой пылью, чем лошадьми, конюшня глянулась рыцарю не больше трактира.
Конюх, мыча что-то себе под нос, неторопливо расседлывал Пенку.
– Эй, парень, – окликнул его рыцарь, – скажи, хозяина как звать?
Обернувшись, конюх ткнул себе пальцем в рот и развел руками.
– Немой? – перевел пантомиму Барт. Махнул рукой в ответ на быстрые кивки и повел Храпа в соседний денник. Доверять доброго коня невесть кому рыцарь не собирался. Сам расседлал и разнуздал, принес сена – сено, кстати, оказалось на удивление пристойным: мягкое, вкусно пахнущее, богатое люцерной и донником. Выходя, бросил конюху: – Моего не трожь, сам всё сделаю. Поем, приду. Слышал?