Зерна огня, или Свидетель деяния
Шрифт:
– Разошлю, пожалуй, – задумчиво согласился король. – Сегодня же. Спасибо за совет, Дмитрий.
Разошлись на миг облака, ворвался в окно солнечный луч, скользнул по лицу белопольского князя. В который раз замечал Егорий, а все поражался: такие разные лица – и одни глаза. Глаза его Миры… Дмитрий прищурился, наваждение ушло, оставив привычную ноющую боль в груди.
– Что с Леркой-то хоть?
– Сейчас хорошо. – Егорий нервно передернул плечами. – Но, честно сказать, все эти ваши баламутные слухи вполне могли обернуться чистой правдой.
Князь насупился. Спросил отрывисто:
– Кто, нашли?
– Ищем.
– Приценялся один, – ощерился Дмитрий. – До-олго потом площадь украшал, погань смердящая. Одно жаль: так и не знаю, чей засыл. – И пояснил в ответ на вопросительный взгляд Егория: – Заклятие на поимку нес, да не абы какое – смертное.
– Ого, – хмыкнул Егорий. – Знающий, видать, гусь.
– Ото ж! Так что думаешь, и у тебя здесь от того же корня след идет?
– Уверен. Нас с тобой развести многие хотят. Так что покрутись, пожалуй, среди моих дознавателей, посмотри-послушай, у тебя ум здравый, может, до чего дойдешь, что они пропустили.
Пожалуй, Егорий хоть самую малость, а все-таки лукавил. Одно дело здравый ум, коим Дмитрий и впрямь отличался, и совсем другое – само присутствие князя Белопольского не просто во дворце, но в самой гуще королевского дознания. Пусть злыдни почуют, как под ногами у них пахнет паленым. Глядишь, забегают.
Дмитрий молча кивнул, предпочтя оставить рассуждения при себе. Побарабанил толстыми пальцами по столу, выдавая некоторое смущение. Был у него вопрос к королю, и вопрос серьезный. Однако не так-то легко сводить разговор на темы, пусть даже важные для короны, но из коих заячьими ушами торчат твои собственные шкурные интересы.
– Говори уж. – Егорий достаточно изучил шурина.
Дмитрий и сказал, привычно резко, без долгих вежливых предысторий:
– Что наследника не женишь, твое величество Егорий? Лишний повод для…
Егорий, не дослушав, откинулся на спинку кресла – и захохотал.
– Что я пропустил? – проворчал Дмитрий.
– Прости, не удержался, – сквозь смех выдавил Егорий. – Как раз нынешним утром о том с Леркой говорили. Вот поднимется и сразу за невестой поедет. Даст Господь, – король посерьезнел, – две свадьбы враз и справим.
– Две? – поднял брови Дмитрий. – И впрямь пропустил! Неужто Раду сговорил?
Егорий кивнул:
– Как раз в день после покушения обручилась моя радость. Королевой Таргалы будет.
– Луи, значит? – Дмитрий задумчиво пощипал ус. – Ну, дело доброе. А сыну-то кого присмотрел?
– Сам парень управился, – усмехнулся Егорий. – Да так, что все наши князья на дыбы встанут, а уж те, кто при дочках, вовсе, пожалуй, на пену ядовитую поизойдут.
Дмитрий уставился на родича с веселым ожиданием.
– Степнячка, – сообщил Егорий, – из Волков. А и хороша девчонка, ой как хороша! Видел я ее.
– Из Волков, говоришь? – В темных, непроницаемых глазах князя Дмитрия мелькнул живой интерес. – Еще, небось, и оборачивается?
– Да как! – с веселой гордостью, не то за выбор сына, не то за будущую королеву, подтвердил Егорий. – И девицей я ее видел, и волчицей видел. Хороша!
Теперь уж расхохотался князь. И как расхохотался! Густой, истинно медвежий бас заметался меж стен, жалобно задрожали стекла в переплете узкого окна, вспорхнули с карниза и унеслись прочь сытые дворцовые
– Ай да Лерка, ай да отколол финт, – утирал слезы Дмитрий. – Ай молодца, всем показал! Всех еще по струнке ходить заставит…
Понимал король: половина радости князя – не за племянника, счастье свое нашедшего, а за незыблемость собственных позиций. Не стать другому княжескому роду королевскими ближниками, не посадить над соперниками свою королеву. Понимал – но тем спокойней был: Дмитрий Леру поддержит, и спрашивать не надо. Но все же спросил:
– Случись что со мной – поможешь им?
– Помогу, – кивнул белопольский князь. – Только ты уж, братец мой король, постарайся, чтоб с тобой этого самого «чего» подольше не случалось. Сам, небось, понимаешь: я у твоей руки не вдвое – вчетверо сильней, чем сам по себе.
– Помирать не собираюсь, – заверил король. – А только всякое случается.
– Ладно уж тебе, – проворчал князь. – К Лерке-то как, можно?
– Коли нет – Вахрамей не пустит, – повел плечами Егорий. – А Лера тебе обрадуется, сам знаешь, ты у него – любимый дядько. Сходи, вправь парню мозги, чтобы впредь в доспехе выезжал.
– Думаешь, послушает? – ухмыльнулся Дмитрий. – Он у тебя лихой. И это, брат мой король, хорошо. Опасно, да. Зато уж и трусом не ославят. И пусть мы с тобой, старики, понимаем, что не храбрость главное для короля… оставим это знание при себе, Егорий.
Словно смутившись внезапной многословности, князь Белопольский дернул себя за ус, встал и, молча поклонившись, вышел.
3. Егорий, король Двенадцати Земель
Вахрамей зашел в кабинет, когда Егорий дописывал памятку. Была у короля такая вот, совсем не королевская привычка: не доверяя всяким там секретарям, собственноручно марать бумагу заметками о состоянии дел. Причем и бумагу-то, государю не подобающую – из дешевых, такую, что и испортить не жаль, и в огонь кинуть – запросто. Еще год назад королевские памятки в огонь и летели – до того дня, когда принц Валерий застал отца за составлением плана переговоров с Лу. Пробежав глазами отцовы заметки, принц припомнил, что и раньше заставал короля с пером в руке. Узнав же, что за судьба ждала плоды отцовых трудов, обозвал короля жмотом и олухом, утаившим от сына самое интересное в сложной науке правления, и категорически – слишком категорически для почтительной сыновней просьбы! – постановил, что впредь отслужившие сиюминутную службу памятки будут оставаться ему, Лерке, в назидание. Ну и в подсказку, разумеется.
С тех пор Егорий приучился вкраплять в насквозь понятные ему самому записи пояснения для сына, а в сложных ситуациях – перечислять варианты возможных действий и расписывать ход своих рассуждений, предваряющих окончательное решение. Валерий же завел для отцовых заметок специальную шкатулку на гномьем запоре, а для шкатулки – укрытый чарами тайник в стене спальни.
О тайнике Вахрамей знал. Собственно, он был единственным, кроме отца с сыном, кто знал и о королевских записках, и о дальнейшей их судьбе: семейному лекарю ведомо многое, а уж если он еще и магознатец… сам ведь чары на тайник и накладывал. Однако содержимым исчерканной рукой Егория дешевой бумаги лекарь никогда не интересовался и, невзначай застав короля пишущим, обычно тихо уходил.