Зерно А
Шрифт:
Ночной секретарь Церкви провел нас по анфиладе, до лестницы, где свернул в один из коридоров и остановился перед дверью без номера или таблички. И дверь, и секретарь воплощали собой саму заурядность. Они нашли друг друга.
– Примите мои соболезнования, - сказал Борис и толкнул дверь.
Постойте, что? Что он сказал? Но вдруг стало поздно - дверь открылась.
За дверью была комната с большим витражом и стульями, выставленными в шесть рядов по шесть перед помостом с водруженным на него зеркально-черным гробом. На стульях сидело четверо скверного вида мужчин, все как
Толстяк поднял руку, призывая вскочивших телохранителей к спокойствию. Несмотря на внушительную комплекцию, подчеркиваемую обтягивающим свитером, в этом движении было много изящества. Впрочем, по нему и не скажешь, что он переживал из-за лишнего веса, скорее, это только накидывало плюсы в копилку его крутости. Он был большим и важным, и любил быть таким.
– Сядьте, мальчики. Сядьте, и послушайте, что я вам скажу, - проговорил толстяк, будто собирался поведать сказку. Его голос отличался зычностью - голос рассказчика.
– Многие любили Пушистого Хвоста, но только эти двое, узнав о его трагической смерти, решились приехать и проводить его в последний путь - на Небеса, где он непременно найдет свой самый большой орех. Я прав, мальчики?
– Да, Платон Сергеевич, - сказал один из мордоворотов.
– А вы что скажите, уважаемые?
– Все верно, - сообщил Константин.
Дверь за нами закрылась.
– Очень хорошо, - кивнул толстяк.
– Ибо смерть Хвоста многим послужит примером того, как делать не следует, а именно - кусать кормящую руку.
Константин крепче сжал мою ладонь. Не надо быть гением, чтобы понять, что мы угодили в настоящую передрягу. Заявившись сюда, мы подали себя на блюдечке с голубой каемочкой, зарекомендовав, как одни из возможных клиентов Хвоста. Хвост поплатился за проворачиваемые махинации. Выходит, кислород перекрыли: и Агния, и Хвост меньше, чем за сутки, отправились в неоплачиваемый отпуск.
Все это время я слышала какой-то странный звук - словно невидимые костяшки постукивали о деревянную поверхность. Я огляделась и не нашла ни одной подходящей поверхности, кроме... чернильного гроба на помосте.
– О, кажется, я слышу!
– Платон наклонился к гробу и прислушался.
– Кто там?
– Он постучал в ответ и, подняв голову, весело рассмеялся.
– Может, присядете?
– обратился он к нам.
– Нет, спасибо, - сказала я, а сама устало подумала: 'Только не это. Только не очередной 'Турист''.
– Кто там?
– повторил Платон и вновь постучал. Ему постучали в ответ.
– На самом деле, - толстяк выпрямился, размял спину, - я боялся именно этого. Что 'Турист' подействует столь быстро. Видите ли, мне нравится здешняя атмосфера спокойствия.
К этому моменту по крышке гроба изнутри уже неистово колотили. С видом утомленного жизнью человека Платон покачал головой и распахнул гроб.
Пушистый Хвост
– Что происходит? Где я? Пожалуйста, заберите меня отсюда!
– Он протянул руки к толстяку.
– Платон, это ты? Забери меня отсюда! Мне страшно!
– Не могу, Хвост, прости, - Платон опустил руки Пушистого Хвоста вдоль тела и помог лечь обратно в гроб.
Но Хвост снова сел.
– Что происходит?
– взвизгнул он.
– Кажется, тебя убили. Ты только посмотри, какая кошмарная рана!
– Платон расстегнул верхнюю пуговичку на рубашке Хвоста. Шею Пушистого Хвоста огибала темная полоса.
– Ай-ай-ай! Никак тебе перерезали горло!
– О, нет, какой кошмар!
Кажется, принявшие 'Турист' мертвецы начинают говорить шаблонами.
– Нет, нет, нет!
– кричал Пушистый хвост, вцепившись в бортики гроба; слюна потекла по подбородку, капнула на галстук.
– Мне перерезали горло!
Платон достал из кармана джинсов платок и тщательно вытер Пушистому Хвосту подбородок.
– Больше всего не люблю эту часть, - краем рта объяснил он. У Платона были зрители, сцена, декорации, не хватало камеры и крика: 'Снято!' Такие, как Платон, большие и важные парни, играют везде и всегда, упиваясь всеобщим вниманием.
– Разве ты не помнишь, почему? Почему тебе перерезали горло?
– Я продавал зерна, а полученные деньги клал на счет бывшей жены.
Как сказал Константин, под 'Туристом' не врут.
– Ты поступил очень плохо, Хвост, и босс разочарован в тебе. Знаешь, зачем я дал тебе 'Турист'? Нужна твоя подпись, дружище.
– Платон махнул одному из телохранителей - тому, что соглашался с ним вслух. Такое впечатление, что со стула встал черный костюм с приделанной к нему головой, из-за торчащих ушей напоминающей кубок. Впрочем, судя по вытаскивающему душу взгляду, все, кто когда-либо осмеливался пошутить над лопоухостью этого мордоворота, оказывались тяжело покалеченными. Лопоухий достал из внутреннего кармана пиджака свернутый листок и ручку, и протянул их Платону.
– Вот здесь, Хвост, будь так добр.
Пушистый Хвост безропотно повиновался, совсем как Бык, когда я приказала ему закрыть глаза. Толстяк отдал подписанную бумагу и ручку лопоухому уроду.
– Платон, я попаду в ад?
– с придыханием спросил Хвост. Его правая рука все еще сжимала воздух там, где недавно была шариковая ручка.
– Да, - вздохнул тот, снова разминая спину, - полагаю, именно в ад.
– Мамочка!
– взвизгнул Хвост, когда в руках Платона блеснуло лезвие.
Я вскрикнула. Платон схватил Хвоста за волосы и оттянул его голову назад так, что рана на горле раскрылась. Лезвие погрузилось в плоть. Заливая рубашку, пиджак, пачкая жемчужную обивку гроба, из раны полилась черная густая кровь.
Платон впихнул вырывающегося Пушистого Хвоста обратно в гроб и захлопнул крышку.
– И так будет с каждым умником, слышите? С каждым, мать его, гребаным умником! Святые Небеса, я свитер заляпал, - добавил толстяк сварливо, но, вспомнив о нас с Константином, встрепенулся, растягивая рот в дружелюбной улыбке: - Дорогие гости, может, все-таки присядете?