Зерно А
Шрифт:
Сломав четыре ногтя, мне, наконец, удалось проковырять обивку. Я принялась рвать и вскоре добралась до дерева. Впившись в дерево, я сломала еще три ногтя. По рукам потекло что-то теплое. Часто и хрипло дыша, я забарабанила по крышке: вначале руками, затем ногами. Тщетно. Я лишь разбила кулаки в кровь и ушибла колени.
Дрожащими липкими руками я нашарила зажигалку.
Кровь на снежном атласе. Я прикинула: надо мной минимум полтора метра снега и земли. И два сантиметра прочной древесины. Запечатана
Глотку покинул сиплый вопль, больше походивший на стон раненого животного. Никогда прежде не слышала ничего подобного в собственном исполнении. Меня била крупная дрожь. Кого я обманываю? Мне ни за что не выбраться отсюда.
Сузившийся до размеров гроба, мой мир был облачен в кровь и атлас.
Я держала зажигалку перед собой, как олимпийский чертов факел; убрала зажигалку в карман. Вновь достала, чиркнула колесиком. Вновь убрала в карман. И так повторялось много раз. Очень много. Кажется, я звала маму.
...Я открыла глаза. Сердце забилось как сумасшедшее. Я готова была поклясться, что что-то слышала. Померещилось? Схватив зажигалку, я чиркнула колесиком.
Шелестение, и с каждой минутой оно становилось все громче. Сквозь шелестение я слышала голоса!
Вот тут-то я и задумалась: а где же все-таки я нахожусь? Куда поместили 'сберегательную ячейку' со мной внутри?
Я сжалась, когда заскулила собака и принялась царапать лапами по крышке аккурат над моей головой. Оранжевый огонек пропал - я выпустила раскалившуюся зажигалку из руки. По крышке топтались и жалобно скулили.
Один из голосов что-то пробубнил. Лапы с удвоенной силой заелозили по гробу, потом - свист, и собака (ладно, ладно, я предполагала, что это именно собака) прекратила топтаться и скулить.
Тишина.
Тишина.
Щелкнули замки, и появилась узкая полоска света.
Крышка откинулась. На лицо посыпался снег и земля. Ледяной воздух прижался к телу, обжигая содранное горло и руки.
Надо мной было по-зимнему далекое ночное небо. И три силуэта на его фоне. Один из них принадлежал огромной лохматой псине. Высунув язык, шумно выдыхая облачка пара, она громко залаяла.
Мужчина - тот, что откинул крышку гроба, - присвистнул. У него была невообразимо большая мохнатая голова, что на деле оказалось шапкой-ушанкой и неухоженной бородищей. Из-за объемной куртки и множества напяленных под нее свитеров его тело казалось опухшим, совсем как у хитро улыбающегося Зефирного Великана из рекламы 'Ам-Незии'. Собака заходилась лаем, неистово мотыляя хвостом и от избытка чувств носясь по краю ямы. Земля крошилась в глаза, и я поднесла руку к лицу.
– Привет, - просипела я.
– Помогите.
– Иисусе Христе и пресвятая Дева Мария!
– выдохнул мужчина в шапке-ушанке.
– Олежа! Ты только
Второй мужчина (с такой же большой мохнатой головой из-за шапки-ушанки и пышной бородищи) зацокал языком:
– Твою же мать, Славик! Нам ли не знать, что гробы никогда не бывают пустыми? Особенно те, что закопаны на свалке!
– Последние слова Олежа оглушительно провизжал в свою бороду.
Славик не торопился с ответом. А когда ответил, голос его был тих и спокоен:
– Девушка нуждается в нашей помощи.
– Нуждается в нашей помощи! Ты бы слышал себя! А что, если она только и ждет, чтобы свить из наших кишок веревки?
– Тьфу ты! Да ты посмотри на нее! Посмотри, кому говорю! Дались ей твои поганые кишки!
Нависший над ямой Олежа язвительно заметил:
– То, что она выглядит как темноволосый ангел, еще ничего не значит. Мишка тоже иногда выглядит как святой, а потом берет и сгрызает к чертям пару-тройку лиц.
– Так, все, Олежек, прекращай ерундить.
– Это ты прекращай ерундить! Как хочешь, а я сматываюсь.
– Ах ты трусливое дерьмо, - беззлобно фыркнул Славик.
– Поменьше бултыхай языком и попридержи Барона, иначе он свалится в яму.
– Если из-за тебя со мной что-то случится...
– Все что могло, с тобой уже случилось, глупый ты ворчун, - перебил его Славик.
– У тебя есть возможность в кое-то веки сделать хорошее дело. Как вас зовут?
– очень вежливо обратился ко мне Славик. Я представилась, и он деловито продолжил: - Значит так, Рита, сейчас я помогу вам вылезти отсюда.
Это претендовало на лучшее, что я слышала за последнее время.
Большие мозолистые руки обхватили мои ладони. Чтобы не вскрикнуть от боли, я закусила щеки изнутри. Снег и земля крошились под ногами. Олежа вытянул меня наверх, в то время как Славик позволил мне встать ногами на его плечи. Почти акробатический трюк.
Возле ямы я упала на колени. Ноги были ватными. С шумным сопением ко мне подскочил Барон и начал лизать мое лицо горячим шершавым языком. Улыбнувшись, я погладила сенбернара. От него шел неслабый запашок, как, впрочем, и от обоих моих спасителей. Да, я уже знала, куда попала по воле Кудрявцева.
Я слышала о загородной свалке достаточно историй, чтобы внести ее в свой персональный список 'Запретных уголков Порога'. Впрочем, благодаря старине Кудрявцеву мои узколобые представления о местах развлечений Порога претерпели значительные изменения.
Что-то действительно загнулось во мне, пока я лежала там, под землей, в ящике, любезно предоставленном похоронным бюро Кудрявцева. Быть погребенной заживо, потерять всю надежду на спасение, оплакивать себя и брата. Хуже, чем торчать в налоговой. О, кто-то ответит за это.