Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
— Хорошо, — коротко бросил Бианкур. — Сейчас сюда придет мой секретарь и поможет вам разобраться.
Он позвонил в колокольчик, и на пороге показался лакей.
— Позовите сюда господина Гийома!
— Слушаюсь! — Лакей исчез.
Господин Бианкур развалился в кресле и стал читать газету, лежавшую на маленьком столике.
Жак принялся рассматривать книги на нижней полке. Но руки его дрожали, и он никак не мог сосредоточиться. «Раз, два, три, четыре… « — начал он считать. Он бросил взгляд на Бианкура. Тяжелые веки опущены. Спит? Дремлет? Притворяется? Наблюдает? Жак не знал, на что решиться.
А Бианкур действительно наблюдал.
На него как-то незаметно надвинулась одинокая старость, а теперь еще со всех сторон грозили обрушиться неприятности. С особой остротой он ощущал, что его привязывает к жизни только одно — собранные им за долгие годы книжные сокровища. Их он на самом деле любил, любил без всякого лукавства. И с ними вынужден сейчас расстаться. Человек, пришедший, чтобы купить его книги и тем самым отобрать у него его любимое детище — библиотеку, заранее был ему неприятен. А тут он еще вздумал рыться в его вещах! Но вспышка, вызванная нескромностью Жака, понемногу улеглась, и он сейчас почти умилился, глядя, как любовно перебирает Жак книги. До этой поры Бианкуру не приходилось их продавать — он всегда выступал в качестве покупателя. И как хорошо он знал тот трепет, который охватывает книголюба, когда он наталкивается на ценный редкий экземпляр. Но то ли Бианкур в самом деле начинал стариться, то ли из-за волнений последних дней притупилось его внимание, только от его проницательных глаз укрылось, что волнение юноши связано не с дорогими книгами, а со сделанной им в Библии находкой.
— Кто научил вас любить книги, молодой человек? — неожиданно нарушил тишину скрипучий голос хозяина.
— Наш деревенский священник, отец Поль, — ответил, не задумываясь, Жак.
— Это хорошо, это очень хорошо! — Бианкур живо представил себе добродетельного сельского кюре, наставляющего Жака в вере и благочестии. «Жаль, что я уезжаю, — подумал он. — Этот мальчишка мог бы мне пригодиться… Ему, наверное, можно доверить библиотеку и деньги. А сманить его из магазина тетки, думается, нетрудно. Бедняга Гийом заметно стареет и, главное, ничего не смыслит в книгах. К тому же не любит их. Впрочем, надо посмотреть, как сложатся дела дальше… Если вовремя выкинуть черни кость, она угомонится, и, кто знает, может, мне и не придется никуда уезжать». Лицо Бианкура прояснилось, морщины сразу как-то разгладились.
А сердце Жака меж тем все еще учащенно билось. «Сомнений нет! Ф. О. — это Фирмен Одри. Робер сам расписался в своем предательстве!» Мысли Жака были далеко, и он не видел ни названий, ни текстов книг, на которые, казалось, устремлены его глаза.
Когда вызванный хозяином Гийом зашел в кабинет, он увидел, что Бианкур, удобно устроившись в кресле, читает газету, Жак поглощен книгами.
— Вы звали меня, господин Бианкур? — почтительно осведомился Гийом.
— Я думаю, молодой человек не закончит своей работы сегодня, — дружелюбно сказал Бианкур. — И ему придется прийти еще, и не один раз. В случае моего отъезда вам придется самому закончить с ним это дело.
— Слушаюсь!
Гийом отметил про себя необычайное расположение своего патрона к покупателю, совершенно для него, Гийома, неожиданное. Но больше всего поразило его другое: господин Бианкур был всегда очень точен в выражениях. Почему же он сказал: «В случае моего отъезда»? Это не была обмолвка. Неужели он раздумал уезжать?
Жак охотно согласился на сделанное ему предложение прийти вторично. Кто знает, может, ему удастся заслужить доверие Бианкура, еще порыться в его книгах и вновь перечитать таинственные записи в Библии.
— Я полагаю, что мне необходимо прийти снова еще и потому, что без разрешения владелицы магазина — моей тетушки Франсуазы Пежо — я не могу тратить наличными деньгами больше определенной суммы. А ваша библиотека, сударь, как вы сами знаете, в своем роде единственная и… бесценная!
— Похвально, молодой человек, что в ваши годы вы умеете ценить книгу. — Тут господин Бианкур взглянул на Жака, и тот впервые увидел его глаза. Увидел и удивился.
Глаза смотрели на собеседника, но, казалось, не видели его. А может, напротив, видели, а собеседник этого не подозревал. Прочесть что-либо в таком взгляде невозможно! Прозрачность! Пустота!
И вдруг Жака словно осенило: пустые глаза! Вот что значит: пустые глаза!
А господин Бианкур продолжал:
— До свидания, господин… господин… молодой человек! — и на прощание одарил Жака любезной улыбкой.
Еле сдерживая волнение, Жак вбежал в контору господина Карно, где Адора работал, склонившись над бумагами.
Когда скрипнула дверь, адвокат поднял голову и, увидев Жака, заулыбался.
— За чем пожаловал, Малыш? — спросил он. — Почему такое волнение?
Жак не заставил себя просить дважды. Он рассказал обо всем, что произошло в кабинете господина Бианкура.
— Чем же все кончилось? — спросил Адора.
— Вот в том-то и дело, что ничем. Я условился прийти еще раз, так как я-де не сделал выбора. Но ведь это не подвинуло меня ни на шаг. Я не знаю, какая связь существует между Бианкуром и Пуайе, не в родстве ли они? Иначе, почему бы он сказал, что Библия фамильная. Почему он рассердился? Почему не продает Библию, в которой записи делал Робер?
Огюста заинтересовал рассказ Жака. Он заставил его вернуться к началу, расспрашивал о подробностях.
— Так, так… — бормотал он, покачивая головой, а Жак часто путался и сбивался, не соблюдая последовательности в рассказе.
— Казалось, мне бы радоваться надо, что я напал на какие-то следы, а вместо этого у меня руки опустились. Не знаю, что и делать! — закончил свой рассказ Жак.
— Прежде всего не отчаиваться и не торопиться. Давай рассуждать трезво. Нам надо выяснить, какое отношение имеет Бианкур к Пуайе. В этом наша задача. Ты, как видно, будешь у него в библиотеке не раз. Может, тебе удастся найти еще какой-нибудь документ, который прольет свет на его прошлое. Ты искал памфлеты Фирмена, вместо этого нежданно-негаданно набрел на следы его тайны. И где? В Библии. Будем надеяться, что твои поиски и дальше не окажутся безрезультатными. А я помогу тебе по мере своих сил. Посмотрим-ка еще раз бумаги этого Бианкура.
И Адора начал рыться в папках, лежавших горкой по обе стороны стола. Найдя то, что искал, он довольно улыбнулся.
— Вот, кажется, то, что нам надо. Как полное имя твоего Робера?
— Жан-Робер-Эмиль Пуайе.
— Ну и полное имя Бианкура — Жан-Эмиль-Робер. Вероятно, желая избавиться от имени Робер, которое по тем или иным причинам было ему в свое время неудобно носить, он стал называть себя просто Жаном-Эмилем. Но как только дело доходит до официальных бумаг, как, например, сейчас, когда он должен доказать свои права на имеющееся у него недвижимое имущество, он подписывается всеми тремя именами.