Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
— А фамилия как же? — с волнением спросил Жак.
— Что касается фамилии, то он где-то потерял старую и приобрел другую. Это иногда случается с такими людьми, как Пуайе-Бианкур. От имени своего святого он не отказывается, так как набожен и верит, что святые ему помогут. А фамилия — это дело иное.
Жак взглянул на бумагу, проследил за строкой, по которой водил пальцем Адора. Несмотря на волнение, он все же заметил, что обет, записанный в Библии, и подпись под актом на владение домами сделаны одной рукой.
— Неужели нам приоткрылась тайна? — В голосе Жака слышались и радость и тревога. — Я не буду торопиться, раз вы не велите, но если бы вы знали, как это трудно!
— Я знаю, что терпение труднее всего дается таким вот юнцам, как ты, у которых голова горячая и кровь постоянно кипит. Но придется тебе все-таки подождать, пока мы все не выясним. А тогда уже будем думать и о том, как покарать виновника гибели Фирмена.
Глава двадцатая
ТАК РОДИЛОСЬ НАЦИОНАЛЬНОЕ СОБРАНИЕ!
Интерес народа к Генеральным штатам непрерывно рос. С первого дня, как они открылись, в Версаль, где происходили заседания Штатов, направлялись из столицы толпы людей, желающих послушать, как выступают их делегаты. Среди них было немало женщин.
От Парижа до Версаля и обратно было около тридцати пяти километров, а так как у простолюдинов не было ни экипажей, ни верховых лошадей, им приходилось проделывать этот путь пешком. Но настолько велико было стремление парижан так или иначе принять участие в политической жизни, что, невзирая на трудности, преодолевая усталость, люди шли и шли, заполняя всю ширину версальских улиц.
По распоряжению короля третье сословие собиралось отдельно от остальных двух. И самым энергичным и решительным оказалось то самое третье сословие, которым так пренебрегал король и которое он старался как мог унизить.
17 июня на одном из заседаний третьего сословия, которые велись теперь почти непрерывно, депутат Легран, обращаясь к своим собратьям — представителям третьего сословия, вопросил: «Кто мы такие?» И сам же ответил: «Делегаты, которые образуют настоящее Собрание, — единственные законно и гласно избранные представители народа. Мы — представители нации, значит, наше Собрание должно называться тем именем, которое ему пристало, — Национальным собранием».
Присутствовавшие громко высказали свое одобрение. Депутат аббат Сийес поднялся на трибуну и повторил слова Леграна:
— Да, наше Собрание заслужило право называться Национальным. А Национальное собрание должно немедленно заняться выработкой Конституции.
Оба предложения были восторженно приняты собравшимися. Каждый депутат почувствовал, что на него смотрят как на представителя всей нации, а это налагало на него еще большую ответственность перед народом.
На этом же заседании депутаты признали все существующие налоги недействительными, как введенные без согласия нации. Однако третье сословие временно разрешило их взимать — до тех пор, пока заседает Национальное собрание.
Эта маленькая хитрость предусматривала, что роспуск Национального собрания будет означать и уничтожение всей системы налогов.
Король был возмущен, что третье сословие поднимает голову, что оно выступает от имени народа. До сих пор от имени французов выступал только он, Людовик XVI. В прежние времена Генеральные штаты созывали, когда надо было ввести какой-нибудь экстренный налог. А теперь депутаты желают, чтобы он передал им распоряжение всеми налогами! Подчиниться третьему сословию? Ни король, ни аристократы, ни высшее духовенство на это не пойдут! И король повелел:
— Закрыть залы заседаний! Пусть дворяне и духовенство также покинут залы. Они могут затем собраться вновь для обсуждения интересующих их вопросов. Что касается делегатов третьего сословия, распустить их по домам!
Распорядитель церемониала заседаний Генеральных штатов был ошеломлен: дворянство и часть духовенства подчинились приказу беспрекословно, но депутаты третьего сословия; как один, остались сидеть на своих скамьях. К ним присоединилась наибеднейшая часть духовенства.
Тогда распорядитель церемониала подошел к председателю Национального собрания Байи и спросил:
— Разве вы не слышали приказ короля?
— Слышал, — почтительно ответил Байи, — но теперь я хочу выслушать приказ Национального собрания.
Тут поднялся один из лучших ораторов своего времени — адвокат Мирабо. Он умел говорить с такой силой, что потрясал стены зала; когда же он хотел проникнуть в сердца слушателей, в его голосе звучали задушевные, ласковые ноты.
— У вас нет здесь ни места, ни права, ни голоса! — крикнул он. — Прочь отсюда! И передайте вашему повелителю, что мы — избранные волей народа — покинем этот зал, только уступая штыку!
И король применил штык. 20 июня депутаты увидели у входа в зал заседаний отряд вооруженных солдат.
— Вход закрыт, потому что в зале внезапно скончался королевский секретарь, — объявил распорядитель церемониала.
— Да, но мы хотим быть уверены, что в зал не войдут аристократы и духовные лица! — нашелся Сийес.
А подошедший офицер королевской стражи, не зная, какой предлог выдвинул распорядитель, сказал:
— Господа, я очень сожалею, но впустить вас не могу. Зал закрыт для ремонта. Двадцать третьего июня здесь состоится торжественное заседание в присутствии короля, и залу надо придать надлежащий вид.
Версаль был населен лакеями и прочей дворцовой челядью, живущей подачками придворных вельмож. У кого здесь искать сочувствия! Шел проливной дождь. Шестьсот представителей народа, пришедшие пешком из Парижа, промокшие насквозь, по колено в грязи, под порывами сильного ветра, но бодрые духом не захотели расходиться, несмотря на непогоду.
Неподалеку от дворца находилось помещение с залом для любимой в те годы игры — игры в мяч. Его содержал небогатый человек.
К нему-то и обратился один из делегатов, который понял, что на короля надеяться нечего: он ни за что не откроет двери для третьего сословия.