Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
Но для Жака и Шарля так много было связано с этой площадью, что теперь свидания друг другу они назначали именно здесь.
Как-то раз они пришли сюда под вечер, как только спал жар душного июльского дня.
К их радости, они увидели Огюста Адора. Адвокат шел им навстречу. Под мышкой он держал большую папку, из которой торчали опаленные, надорванные бумаги.
— Господин Адора! Наконец-то я вас вижу! Вы совсем перестали заходить в наш кабинет. Я даже справлялся о вас в конторе господина Карно. И мне сказали, что вы теперь дни и ночи проводите в мэрии, разбирая эти бумаги. — Жак указал на папку, которую держал Адора.
— Ты угадал, Малыш! Много интересного рассказали нам спасенные из огня бумаги. Говорил я, чтобы их не жгли, да, к сожалению, немного опоздал. Вот и эту папку с важными свидетельствами злодеяний, творившихся в Бастилии, я нашел в бывшем подземелье. Сейчас трудно что-нибудь отыскать в груде камней. Папку совсем было засыпало землей, но я ее все-таки откопал!
— Господин Адора! Расскажите нам последние новости. Вы ведь знаете больше нашего.
— Новости! Увы, я ничем не могу вас порадовать. Как бы я хотел сообщить вам, что народные представители вняли просьбам, изложенным в многочисленных крестьянских наказах, в том числе в наказе твоей бабушки. Но прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как начали заседать Штаты, а потом Национальное и Учредительное собрание, а все осталось, как было. И повинности крестьяне несут те же и так же тяжело живут.
— Так о чем же говорят представители народа на своих заседаниях?
— О чем? Сначала депутаты занимались вопросом о том, как вести заседания, о том, как голосовать. Затем перешли к вопросу о выработке Конституции.
— А король? — с нетерпением спросил Шарль.
— Король? Пока все остается по-прежнему, власть его ничем не ограничена. Пятнадцатого июля он вышел к представителям Собрания и милостиво прикрепил к своей груди трехцветную кокарду, дарованную ему народом. К двухцветной кокарде прибавили белую полоску — цвет короля. И народ ликовал, видя такое расположение монарха… Вот пока и все!
— Так что же будет дальше? — вырвалось у Жака.
— Уж очень ты прыткий, Малыш! — сказал с улыбкой Адора. — Я этого не знаю. Знаю одно — остаться так как было, не может!
— Конечно! — радостно подхватил Жак. — Прежнее ведь не может повториться. Когда-то здесь стояла страшная тюрьма, в ней страдали, гибли люди… Народ разрушил ее. Не для того же, чтобы все осталось по-прежнему! Нет, пусть никогда здесь не будут литься слезы…
Жак отбежал в сторону, схватил брошенный кем-то кусок картона и углем написал на нем:
ЗДЕСЬ БУДУТ ТАНЦЕВАТЬ!..
Шарль бросился ему на подмогу, и вдвоем они укрепили катон так, чтобы ему, по крайней мере, первое время не были страшны ни ветер, ни дождь.
— «Здесь будут танцевать!.. « — прочел вслух Адора — Это неплохо. Значит, Малыш, ты хоть отчасти знаешь, что будет
— Я так хотел бы это знать!
Во Франции начиналась революция.