Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
— Шагайте вперед, мальчики! — бодро крикнул Леблан, заметив минутное колебание друзей. — Только не отступать! — И он подал пример, бросившись навстречу картечи.
Жак и Шарль не отставали от него.
Рядом с Шарлем упал навзничь человек средних лет. Кровь окрасила серые плиты двора.
— Мне страшно! — прошептал Шарль, схватив Жака за руку.
— Мне тоже! — выдохнул Жак. На минуту он представил себе, как пуля попадает в него, причиняет ему невыносимые страдания, на него наступают, по нему идут… А еще страшнее, если пуля попадет в Шарля… Нет, нет, думать
Жак наклонился над раненым. Кто-то уже отодвинул его в сторону от толпы. Впервые Жаку пришлось увидеть, как умирают люди под пулями.
А раненый еле слышно прошептал:
— Не уничтожайте этих камней!
Жак подумал было, что человек бредит, и, желая чем-нибудь ему помочь, может быть, сообщить его родным, спросил:
— Кто вы? Как ваше имя?
— Пьер Фонтэн, художник… Я… — Человек передохнул и, собравшись с силами, добавил более внятно: — Камни Бастилии… Пусть их топчут, попирают ноги прохожих, людей всей Франции…
Человек замолк. Перестал дышать. Жак понял, что помочь ему невозможно, но бросить его казалось ему жестоким.
— Дорогу, дорогу! — услышал он чей-то знакомый голос.
Обернувшись, он увидел, что двое — мужчина и женщина — несут раненого. Мужчина держал его за плечи и голову, женщина поддерживала ноги. Платье женщины было все в пятнах крови и уличной грязи.
Жак мгновенно узнал цирюльника Жерома и его сестру. Ее лицо и взгляд, такой спокойный тогда, когда она шла между двух жандармов, теперь были полны скорби.
— Куда вы? — спросил Жак, бросившись к ним.
— Ко мне в цирюльню, — ответил Жером. — Уже многих мы там положили, целый госпиталь… А тут еще и еще…
— Возьмите и этого! — взмолился Жак.
Жером только взглянул на лежащего человека и покачал головой.
— Нет, с этим уже всё! Нас ждут другие… Дорогу! Дорогу!..
Жак проследил глазами, пока брат и сестра не скрылись из виду со своей ношей. Тогда он снова присоединился к своим.
— Беда! — произнес кто-то. — Ведь пушечные ядра с Бастилии могут попасть в город, обрушиться на мирных людей. Что нам делать?
Неожиданно появились городские пожарные. Они притащили с собой пожарные трубы и направили струи воды на галереи Бастилии, рассчитывая, что мокрые пушки станут непригодны для боя, но, увидев, что их усилия бесполезны, пожарные побросали свои трубы и сами взялись за оружие.
На выстрелы с Бастилии теперь отвечали пули осаждающих — солдат французской гвардии и городской милиции.
Отставной драгунский офицер Эли стал вдохновителем атаки и добровольно взял на себя обязанности военачальника.
Несколько раз осаждающие бросались к подходу на второй мост. Но каждый раз выстрелы с вала останавливали их, покрывая землю убитыми и ранеными.
— Без пушек нам не справиться! — сказал с досадой Эли. — Только пушечные ядра могут заставить крепость сдаться.
О том, как взять Бастилию, думали не одни только осаждающие.
— Пропустите меня! — закричал столяр Меден. — Я знаю, как одолеть крепость. Надо устроить огромный таран и при его помощи пробить стены цитадели.
— Нет,
Предложения, самые разнообразные, так и сыпались в Ратушу, но генерал-майор парижской милиции де ля Коссидьер решительно их отвергал.
— Друзья! — сказал он. — Бастилия — крепость, и ее можно взять только правильной осадой и штурмом.
Наконец прибыли и пушки, захваченные в Доме инвалидов. Раздался первый залп. Сразу в сердцах осаждавших возродилась надежда; каждый с новым пылом схватился за свое оружие: кто за ружье, кто за саблю, кто за пистолет.
Видя, что напор толпы растет, инвалиды единогласно и решительно потребовали от де Лоне, чтобы он сдался.
Де Лоне был не уверен в инвалидах с самого начала и предложил остальной части гарнизона — швейцарцам, чтобы они расстреливали по его указанию тех инвалидов, которые откажутся ему повиноваться. Он договаривался об этом со швейцарцами на немецком языке, рассчитывая, что никто, кроме них, не поймет его слов. Швейцарцы согласились. Но среди инвалидов нашелся солдат, проделавший на своем веку немало походов в иноземные страны и поэтому понимавший немецкий язык. Он предупредил своих товарищей об угрожающей им опасности. Однако инвалиды не испугались угрозы, а решили противодействовать коменданту.
Увидев, что и в самой крепости у него нет опоры, де Лоне заметался. Он решил, что одних пуль, которыми поливали осаждающих, недостаточно, и распорядился сбрасывать на них еще и камни. Большой булыжник разбил зубец нижней башни. Осколки, большие и маленькие, посыпались на землю. Стоявшему подле Жака крупному коренастому человеку осколок угодил в голову. Тот, охнув, свалился наземь. Более мелкий осколок попал Жаку в правую ступню. От нестерпимой боли Жак едва не потерял сознания и на мгновение закрыл глаза. Шарль пришел ему на помощь.
— Обопрись на меня, да сильней! — И Шарль поддержал Жака, скрючившегося от боли.
— Пока могу, буду идти сам! — совладав с собой, сказал Жак. — Вот посмотри на Эли!
Эли действительно мог служить примером мужества и неустрашимости. Лицо почернело от порохового дыма, пот струился ручьями, из раны на левом плече сочилась кровь. Но он не выпускал из рук ружья и продолжал стрелять.
Инвалиды первые произнесли слово: «Капитуляция!» Тогда де Лоне с мрачным видом медленными шагами поднялся на платформу Башни Свободы. Солдаты, полагавшие, что он пожелал удостовериться, насколько справедливы их донесения о положении дел, ждали его возвращения очень терпеливо. Но они ошибались: у коменданта было на уме другое: он захватил на ходу зажженный фитиль и направился к отделению башни, где хранился порох, с тем, чтобы взорвать Бастилию. Но у пороховой камеры стоял часовой — солдат Ферран. Он отгадал намерение коменданта и, решившись помешать ему, загородил собой вход.