Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
Напрасно де Лоне кричал, требовал, приказывал, Ферран не двинулся с места. А потом стремительно вырвал из рук коменданта фитиль, затоптал его и прогнал де Лоне, угрожая ему штыком. Так Ферран спас не только осаждавших Бастилию, но и значительную часть города, которая неминуемо взлетела бы на воздух вместе с крепостью.
— Вы хотели взорвать Бастилию! — крикнул с ненавистью один из инвалидов.
— Да, я предпочитаю погибнуть здесь, в Бастилии, смертью солдата! — ответил де Лоне.
— Это смерть не солдата, это смерть труса и убийцы! Ведь вместе с Бастилией взлетят на воздух
— Ну и пусть гибнут! По крайней мере, я отомщу этой сволочи!
— Для вас это сволочь, а для нас французы! — кричали инвалиды, обступившие де Лоне со всех сторон. — Мы не дадим взорвать крепость! Мы хотим сдаться!..
— А я приказываю вам драться до конца!
— Мы отказываемся!
— Солдаты! — выйдя из себя, обратился де Лоне к швейцарцам.
Они зашевелились было, но инвалиды с таким грозным видом двинулись на них, что те отступили.
Поняв, что все потеряно, де Лоне начал умолять инвалидов, чтобы они дали ему бочонок пороха: если ему помешали взорвать крепость, он взорвет самого себя.
— Нет! — отвечали инвалиды. — Прикажите бить отбой! Сдавайтесь восставшим! Выбросим белое знамя!
— У меня нет белого знамени! — ответил де Лоне.
— Дайте платок!
Один из инвалидов взял белый платок коменданта и, прикрепив его к ружью, взбежал на башню в сопровождении барабанщика, который три раза прошел по стенам крепости, не переставая бить отбой. Между тем одно из ядер, пущенных осаждающими, сбило цепи второго подъемного моста. Мост опустился. Но подход к нему был загорожен двумя горевшими телегами с соломой. Завеса дыма мешала видеть, что делается за мостом.
Жак, а за ним несколько человек бросились в пламя, раскидали куски горящих телег и затушили их ногами. Проход освободился. Эли, Жак, Шарль, за ними другие бросились вперед, отворили ворота и первые вошли в знаменитый внутренний двор Бастилии, освещенный кровавым заревом пожара.
Инвалиды выстроились вправо от входа и сложили оружие вдоль стены. Швейцарцы, стоявшие прямо напротив входа, сделали то же самое, но инвалиды были французами, и их возгласы и выражение лиц говорили об их радости по поводу победы народа. Швейцарцы же, еще черные от пороха, хранили мрачное, недружелюбное молчание.
Несколько человек устремились к де Лоне с криком:
— Смерть ему!..
Но Эли удержал их.
— Не троньте его! Пусть коменданта судит народ! Это будет наш справедливый суд!
Де Лоне и его помощников окружили и повели по улицам Парижа. Народ восторженно встречал тех, кто сокрушил Бастилию, а теперь конвоировал де Лоне.
— Бастилия взята!
— Бастилии больше нет! — кричали те, кто еще не остыл от боя за овладение ненавистной крепостью.
— Бастилии больше нет! — вторили те, кто сейчас приветствовал победителей.
Комендант шел под усиленным конвоем с опущенной головой, стараясь не прислушиваться к возгласам возмущенных парижан. А они кричали:
— Ага! Настал твой черед! Пусть тебе придется позавидовать жребию тех, кого ты сгноил в Бастилии! Пусть их участь покажется тебе желанной! Проклятый убийца! Сгинь вместе со своей Бастилией!..
Несмотря на все старания
Глава двадцать девятая
УЗНИКИ БАСТИЛИИ
Бастилия взята, но победители не расходились.
Скорей освободить узников! Проверить склады! Захватить архивы!..
— Какая подлость! Взгляни! — Жак схватил Шарля за рукав и показал ему на страшную скульптуру, которая неизменпо должна была стоять перед глазами заключенных во время их кратких прогулок на тюремном дворе.
Она изображала двух рабов, согбенных под тяжестью собственных цепей; цепи обвивали им шею, руки и ноги, змеились вокруг туловища. На спинах рабов покоился циферблат больших часов, оковы ползли вокруг всего корпуса, соединяясь и образуя огромный узел на переднем плане. Лица были искажены страданиями, на них был написан ужас, безнадежность: они рабы и никуда не уйдут от своих цепей.
— Как ненавистны были заключенным эти часы!.. — вырвалось у Жака. — Ну-ка, приятель, одолжи мне твой лом! — обратился он к стоявшему рядом каретнику.
Тот окинул взглядом прихрамывающего юношу, встретился с его сверкающими гневом глазами и отдал ему лом.
— Раз! — замахнулся Жак, и одна из фигур раскололась пополам.
— Стой!.. — крикнул Шарль и остановил руку Жака, которую тот снова занес. — Запомните все, что в тюремный двор Бастилии мы вошли ровно в четыре с половиной часа!.. Видишь? — И он показал на еще сохранившийся циферблат и двигавшуюся по нему стрелку. — А теперь продолжай!
Под крики одобрения другие довершили начатое Жаком дело, и вскоре на земле валялись лишь обломки того, что было страшной эмблемой Бастилии.
–
— Уничтожайте бумаги! Те бумаги, что хранил комендант! Вот страшные свидетели страшных дел!..
Этот голос шел из канцелярии, окна которой выходили на тот же тюремный двор. И те, у кого еще не остыла жажда все крушить, все уничтожать, бросились в канцелярию.
Здесь на полках были аккуратно расставлены ящики, в которых таились судьбы сидевших в камерах людей. Десятки рук потянулись к ящикам, стали выворачивать их, выбрасывать хранившиеся там документы. Клочья бумаги и куски картона закружились в воздухе, разлетелись по двору крепости, забелели во рвах.
— Друзья! Подождите! Опомнитесь! Нам еще ох как пригодятся эти бумаги! Ведь это живые обвинители тюремщиков! — -послышался голос Адора. — К сожалению, кто-то постарался уничтожить до нас часть бумаг. Соберем же оставшиеся и отнесем их в Ратушу. Там их разберут!
Жак нисколько не удивился, услышав голос Адора. Он был уверен, что адвокат должен находиться здесь, у стен Бастилии, где решалась судьба Парижа, всей Франции… И как же он был ему сейчас рад!
Те, кто только что готовы были все истребить и предать огню, остановились, прислушиваясь к словам Адора.