Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
— Вот это Париж?! — с удивлением и разочарованием воскликнул Жак, когда дилижанс встряхнуло с такой силой, что все пассажиры попадали со своих мест.
— Приехали! Выходите! — крикнул кучер, на ходу подбирая упавшую кладь.
В дилижансе началась суматоха. Каждый старался отыскать свой багаж, отвязать от верхней перекладины сумку, саквояж, корзинку. У Жака весь скарб был при себе, поэтому он оказался первым у выхода. А Шарль замешкался: дворянин, выходя, толкнул своей клеткой старушку, вещи её рассыпались, и Шарль под её причитания стал их собирать.
Соскочив с высокой ступеньки прямо в огромную лужу, Жак остановился
Было чему удивиться: накануне шёл дождь, и на улице была непролазная грязь. «Совсем как у нас в Шампани», — определил про себя Жак. Темно, кое-где мигнёт свет тусклого фонаря, но в двух шагах почти ничего не видно. Неизвестно куда ступить. А ведь кучер сказал, что дилижанс остановится в самом центре города. Хорош же Париж, если он такой, каким представился Жаку с первого взгляда!
Вдалеке Жак смутно различал высокие здания, иные даже в четыре-пять этажей; о них он слышал, их мечтал увидеть. Но это вдалеке, а здесь тёмные, узкие улицы. Жак осмотрелся и увидел маленькие, грязные, будто вросшие в землю домишки, крытые черепицей. Кажется, никто в этих домишках не живёт, в них одни только мастерские — столярные, кузнечные, слесарные. Двери приоткрыты, и, несмотря на поздний час, в мастерских не прекращается работа.
Забыв про Шарля, Жак бессознательно пошёл вдоль улицы. Его влекло всё дальше, вперёд. Хотелось узнать, что там, за углом, и уже не казалось так темно.
Сколько улиц и площадей пересёк Жак и сколько протекло времени с тех пор, как он по неосторожности расстался с Шарлем, Жак не заметил. В одной руке он держал свой тючок, в другой сжимал адрес тётушки Франсуазы. Не доверяя себе, он выучил его наизусть: Сент-Антуанская улица, семнадцать. Но сейчас он меньше всего думал о том, чтобы найти лавку тёти.
Чем дальше он шёл, стуча по камням тяжёлыми деревянными башмаками — сабо, тем больше удивлялся движению на улицах. На той, куда прибыл дилижанс, было совсем малолюдно. Здесь же люди шли, ехали на простых одноконных извозчиках и в роскошных каретах, запряжённых парой, а то и четвёркой лошадей. Наряду с простолюдинами Жаку встречались нарядно одетые парижане, и, опьянённый этой необычной для него суетой, он удовлетворённо думал: «Да, вот это Париж! Это и в самом деле Париж!»
Неожиданно он очутился перед серой каменной громадой. Восемь мрачных, тяжёлых башен словно надвинулись на него. Непроницаемые стены. Караул. Сердце Жака сжалось. Перед глазами встал кабинет отца Поля. Стена, на ней засохшие цветы, венчающие портрет Фирмена Одри.
— Что это? — спросил он вслух, хотя и знал, что услышит в ответ.
— Эх ты простофиля! Спрашиваешь! Да ведь это же Бастилия!
Слова эти произнёс коренастый человек в рабочей блузе. Он подошёл вплотную к Жаку, и на Жака блеснул ясный взгляд широко расставленных серых глаз. Жак ответил незнакомцу таким же доверчивым взглядом.
— Я-то знал, что Бастилия здесь и в Париже от неё никуда не денешься, — сказал он откровенно, — но не подумал, что увижу её вот так вдруг.
— Всё же, скажу я тебе, приятель, увидеть её снаружи лучше, чем изнутри, — рассмеялся незнакомец.
Жак тоже рассмеялся в ответ.
Он с трудом оторвал взгляд от башен Бастилии, как будто его притягивал к ним магнит.
— Скажите, сударь, — обратился к нему Жак, — что это за улица, и далеко ли отсюда до Сент-Антуанской улицы?
— Мы с тобой стоим сейчас на улице Сент-Антуанского предместья, а я живу как раз там, куда тебе надо. Пойдём вместе! Сент-Антуанская улица, которую ты ищешь, начинается вон там, за углом.
По дороге Жак узнал, что незнакомца зовут Мишель Гамбри, что он красильщик обоев на фабрике Ревельона и хорошо знает семью дядюшки Жюльена, так как живёт по соседству.
Дом, где жила тётя Франсуаза, ничем не отличался по виду от других домов, в ряду которых стоял. Жаку открыли не сразу. Оглядев его забрызганную грязью одежду, сабо, оставлявшие на чисто вымытом полу мокрые следы, женщина, впустившая его в дом, строго спросила:
— Чего тебе здесь надо?
— Мне надо видеть госпожу Франсуазу Пежо, — робко ответил Жак. Только сейчас он почувствовал, как устал, как манит его тепло, идущее из комнат этого дома.
— А зачем она тебе понадобилась? Франсуаза — это я!
— Тётя Франсуаза!
— Ты — Жак! Так сразу бы и сказал! Да ты весь в грязи!
Не проявляя никаких родственных чувств, тётя Франсуаза дала Жаку умыться, велела почистить платье, залепленные грязью чулки. Озабоченно оглядев юношу с ног до головы, как будто сантиметром смерила, она деловито сказала:
— Сюртук дяди Жюльена будет тебе велик, придётся его укоротить.
Когда Жак умылся, и одежда его, елико возможно, была приведена в порядок, тётя Франсуаза повела его в комнату, служившую и столовой и гостиной одновременно. Смущение Жака ещё увеличилось, когда он заметил, что в комнате сидят три девушки. «Которая из них Бабетта?» — подумал Жак. Больше других ему полюбилось это имя.
— Девочки, это ваш двоюродный брат Жак. Не смотрите, что он плохо одет и не знает парижских манер. Мы его приоденем, а манерам он научится. Научится и торговать. Вам придётся меньше сидеть в лавке, и у меня дела поубавится. А ты, Жак, не дичись. Ты ведь не в гости пришёл.
Франсуаза говорила однотонно и сухо. Жак потоптался на месте, не решаясь подойти ни к одной из сестёр.
До чего же хороши были эти городские барышни! Одна лучше другой. А как одеты! Такие платья, как на них, Жак видел до сих пор только на картинках. Ему казалось, что так одеваются только придворные дамы, а на самом-то деле накрахмаленные юбки и стоящие кружевные воротники, которые произвели на него такое впечатление, носили все горожанки. Жак подыскивал слова приветствия, но тут вдруг заметил следы своих сабо на чистом полу и вовсе онемел.