Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

Яхнина Евгения Иосифовна

С Леоном Жак часто встречался во дворе или в саду у священника. Мальчики невзлюбили друг друга. Жак знал, что Леон туп и ленив, а Леона злило, что отец Поль всегда ставит ему в пример Жака — мужика, который держится так независимо, словно он, а не Леон, — сын управляющего.

* * *

Кличка «Задира» прочно укрепилась за Жаком с тех пор, как в тринадцать лет он затеял ссору с пятнадцатилетним Леоном.

Дело было к вечеру. Жак, у которого днём не было времени ходить к отцу Полю, возвращался с урока.

Дом

священника был расположен на краю деревни. Свернув с дороги, Жак решил пойти домой самым коротким путём — мимо болота. К своему удивлению, он увидел сидящего на кочке у самой воды Леона, разодетого, как всегда, в нарядный новёхонький костюм. У Жака уже готов был сорваться недоуменный вопрос: «Что ты здесь делаешь в такую пору?» Но тут он заметил, что Леон держит в руках лягушонка и старается вывернуть ему лапки. Лягушонок дёргается, вырываясь из крепко зажавших его пальцев мальчика.

Жак возмутился. Он не мог спокойно видеть, как мучают животных. И ведь Леон не какой-нибудь несмышлёный малыш, а великовозрастный детина!

Жак крикнул:

— Зачем мучаешь лягушонка? Брось сейчас же!

— Разве он твой собственный? — стараясь вложить в свой вопрос как можно больше яда, спросил Леон. — Не вижу на нём пометки.

— Брось, говорю тебе! У тебя что, другого дела нет! — крикнул Жак, всё больше распаляясь.

Трусливый Леон послушно отбросил лягушонка. Но признать своё поражение не хотел и заносчиво возразил:

— Другие дела! А что, спрашивается, мне среди вас, деревенских, делать! Вот пошлёт меня отец в Париж. Там он наймёт мне дорогих учителей. Он обещал, что я буду учиться танцевать и фехтовать. Знаешь, что такое — фехтовать? Это — драться на рапирах.

— Я не хуже тебя знаю, что такое рапира. Но послушать тебя, так тебе только парижской науки не хватает. А здесь ты уже самый умный стал?

— А чему и впрямь можно научиться у деревенского священника! Разве это для меня учитель? Что он знает, твой отец Поль!

Жак вспыхнул.

— Как ты смеешь так отзываться об отце Поле! Вся деревня его уважает. Такого учителя, как он, и в Париже не сыщешь! Он столько знает и такой учёный…

— Много ты сам знаешь! Ведь ты дальше своего дома и носа не высовывал. А вот я слышал, что наш отец Поль только прикидывается таким смиренником, а на самом деле…

— Что? Что на самом деле?.. — грозно переспросил Жак, чувствуя, как сердце колотится у него в груди. У Жака с детства была одна особенность: когда он волновался или его охватывало смущение, он весь бледнел, а уши у него начинали гореть, да не просто гореть, а так, что это всем бросалось в глаза. И сейчас волнение Жака изобличали уши.

— Очень просто, его племянник, которым он нахвалиться не может, оказался не то вором, не то убийцей. В общем, каторжник!

В глазах у Жака потемнело: «Фирмен — вор! Фирмен — убийца!»

— Ты врёшь! Врёшь!

— А вот и не вру! Это твой Поль врун, а не я. Ведь потому, что его племянник — вор, о нём никто и не говорит,

да и сам отец Поль не заикается…

Как на грех, в конце дороги показались мальчишки из деревни. Они шли стайкой; среди них Жак различил сына кузнеца и Мельникова сына.

Леон кивнул в их сторону и злобно произнёс:

— Вот сейчас при них повторю! Пусть и они знают!

— Не повторишь!..

И, прежде чем Леон успел раскрыть рот, Жак столкнул его в болото.

У деревенских мальчишек Жак пользовался большим уважением. Все знали, что он хотя и сильный, но справедливый. Зря кулаки не пустит в ход. Слабого защитит, с сильным не побоится вступить в ссору. А Леон? Кто же его любил! Вот почему теперь они глядели на барахтавшегося в грязи Леона и дружно гоготали.

— Поделом тебе! — кричал сын мельника.

— Не скоро теперь обсохнешь! — радовался сын кузнеца.

— Вот тебе наука, не зазнавайся! — ликовал третий, коренастый крепыш.

— Почём фунт лягушек? — ехидно спрашивал четвёртый мальчуган.

Гнев Жака быстро утих. Он считал, что достаточно проучил Леона. Великодушно протянув руку своему врагу, он помог ему выбраться из болота. Как ни злился Леон, как ни хотел поскорей отсюда убраться, он всё-таки выудил из грязи свою великолепную широкополую шляпу. В ней он отличался от всех деревенских мальчишек и не снимал её при любой погоде. Теперь она вся промокла, поля её обвисли, и Леон судорожно разглаживал их грязной рукой. Он был до смешного жалок и походил на мокрую курицу. Потом он стал фыркать и отряхиваться; брызги грязи летели от него во все стороны.

— Ну, насмотрелись, а теперь марш отсюда! — решительно скомандовал Жак.

И мальчишки повиновались.

— Ты не собираешься меня бить? — испуганно спросил Леон.

Но Жак только рукой на него махнул.

— Пока не собираюсь, но…

— Я отцу пожалуюсь, — осмелел Леон, узнав, что Жак не намерен с ним расправиться. — Я расскажу ему, как ты ко мне пристал ни за что, ни про что. И ещё лягушку хотел отнять…

— Жалуйся сколько хочешь, да и ври сколько вздумается. Только помни! Если ты когда-нибудь посмеешь повторить то, что сказал про отца Поля, тебе несдобровать.

Леон мрачно молчал.

— Дай слово ничего не говорить, и я тебя отпущу. — И, не удержавшись, насмешливо добавил: — Помни только, что твоё слово — дворянское, не то что моё, мужицкое! Твоё дорого стоит. Дашь его — так уж держись!

Леон оглядел своего противника с ног до головы. Конечно, силой он с ним помериться не мог. Мальчишки все до единого на стороне Жака. Если дойдёт до драки, Леону, хоть он и сын управляющего, придётся плохо. С другой стороны, отец Леона не позволит, чтобы сына обижал какой-то там крестьянский мальчишка. Но он не погладит и Леона по голове, узнав, что тот порочит отца Поля.