Жаклин Кеннеди. Американская королева

Брэдфорд Сара

Однако некоторые вещи Джеки контролировать не могла. По возвращении в Америку из глубины начали всплывать на поверхность призраки прошлого, вторгаясь в ее настоящее. В 1975 году миф о Камелоте, который Джеки так опрометчиво создала десятью годами раньше, пошатнулся. Она яростно защищала имидж Джона Кеннеди, не только ради себя, но прежде всего ради детей. Постоянно старалась, чтобы Каролина и Джон помнили отца. В гостиной ее нью-йоркской квартиры висела лишь одна маленькая фотография Джона Кеннеди, а вот в детских, особенно у Каролины, все стены были увешаны семейными снимками. После круиза 1973 года Джеки специально пригласила Пьера Сэлинджера на Скорпиос, чтобы он рассказал детям об отце: «Я хочу, чтобы ты проводил с ними час-полтора в день и рассказывал, каким он был и что он делал, ведь они пока толком не знают, что делал их отец…» В своих мемуарах Сэлинджер писал, что рассказывал Джону-младшему и Каролине о любви отца к истории и страсти к чтению: «Помню, они очень смеялись, когда я упомянул, что на столе в Белом доме нельзя было оставить

ни одной книги, потому что он тут же хватал ее и уносил с собой». Сэлинджер, по его словам, пытался противостоять «камелотизации» Кеннеди и его президентства и пояснял: «Я видел, как Каролина и Джон вырастают в интересных, ответственных людей, и всегда с удовольствием отмечал, что их отношение к отцу, фигуре исторически важной, имело здоровую основу, они были любящими детьми, понимали, что их отец был человеком, а не мифологическим персонажем».

Пьер Сэлинджер остался верным другом Джеки. А вот Бен Брэдли, как вскоре оказалось, нет. Джеки всегда с опаской относилась к дружбе мужа с человеком, который зарабатывает на жизнь журналистикой и постоянно ведет дневник. 21 марта Брэдли записал, что, как он думал, президент знал о том, что он фиксирует все события и разговоры в дневнике, но, по-видимому, не возражал, однако «я не уверен насчет Джеки, она из-за подобных вещей нервничает…». Брэдли согласился не публиковать ничего без разрешения Кеннеди хотя бы в течение пяти лет после их отъезда из Белого дома. Но никто тогда и предположить не мог, что ровно через восемь месяцев Джон Кеннеди покинет стены Белого дома в гробу.

В конце 1974 года до Джеки дошли слухи, что Брэдли на основе дневников готовит к печати книгу о своей дружбе с Кеннеди, и она насторожилась. «Джеки позвонила мне, впервые после похорон Бобби, – вспоминал Брэдли. – Она спросила, не собираюсь ли я дать ей прочитать свою книгу, и упомянула, что, как говорят, я показывал ее Джо Крафту и еще кое-кому. Я ответил, что должен привести текст в порядок, и через неделю послал ей экземпляр рукописи». Джеки реагировала примерно так же, как и на мемуары Фэя, – высокомерно, неодобрительно, с обидой. «Ей не понравилось, я по голосу понял, когда спустя еще неделю она позвонила. “Тут больше о вас, чем о президенте”, – сказала она. Еще ей не понравился язык (“слишком грубый”), дети, мол обидятся. Я не уверен, что она созналась, почему книга ей не понравилась». Брэдли подозревал, что «грубый язык» просто отговорка. Понятно, что все, кто служил в армии во время Второй мировой войны, переносили потом некоторые специфические словечки в обыденную, гражданскую жизнь – из мужской бравады или по привычке. На самом деле Джеки было не по душе, что в книге присутствуют подробности ее личной жизни с Кеннеди; Артур Шлезингер и Уильям Манчестер в полной мере испытали на себе силу ее недовольства. Она на дух не принимала людей, которые зарабатывали на ее личной жизни. Кроме того, Джеки не понравилось, что всплыла история с Дьюри Малколм, а также – и это, пожалуй, важнее – откровения Брэдли насчет реакции Джона Кеннеди на круиз жены с Онассисом в 1963 году и рассказ об ужине Брэдли и Кеннеди, когда Джеки явно пришлось защищаться.

Ддя Джеки было невыносимо, что кто-то опубликует правду о том, что Джон понимал, какой политический урон причинил ему тот круиз, и даже запретил Онассису появляться в Штатах до окончания выборов 1964 года. Онассис стал почетным гостем в Белом доме спустя всего месяц, на уик-энд после гибели Джона, и продолжал ухаживать за Джеки, несмотря на враждебное отношение всего клана Кеннеди, особенно Бобби, вплоть до убийства самого Бобби.

Она поступила вполне предсказуемо. Как многие до и после, Брэдли был просто выброшен из ее жизни, во тьму внешнюю. «Мы с Джеки [впоследствии] виделись дважды, – писал он. – Один раз, когда мы с женой приехали на прием, который Артур Шлезингер давал во время Нью-Йоркского съезда демократов в 1976 году. Она как раз уходила… Я поздоровался и протянул руку, но она молча прошла мимо. Позднее мы встретились на пляже на Карибах, где арендовали пляжные домики по соседству. Целую неделю мы как бы смотрели друг на друга в упор, но не сталкивались, кроме одного раза, когда собрались в ресторан поужинать. Джеки, глядя прямо перед собой и не говоря ни слова, прошла мимо нас буквально вплотную. Больше я ее не видел».

Один из общих друзей говорил, что, по мнению Джеки, Бен предал память Джона, а для нее это был смертный грех.

Начиная с 1974 года в прессе появлялось все больше подробностей жизни Кеннеди, зачастую пикантных. К примеру, обозреватель Эрл Уилсон выпустил книгу, где утверждал, что у Джона Кеннеди был роман с Монро (как Джеки и подозревала). Но куда хуже, с точки зрения Джеки, было другое: стали просачиваться подробности отчетов особого комитета, созданного для расследования участия американских спецслужб в заговорах с целью убийства иностранных лидеров. Газетчики раскопали связь Джудит Экснер с президентом и с Сэмом Джанканой, и тут впервые встал вопрос о взаимоотношениях клана Кеннеди и мафии. Первой утечкой стала 16 ноября 1975 года статья в Washington Post, где сообщалось, что в Библиотеке Кеннеди обнаружены доказательства, что за одиннадцать месяцев начиная с 21 марта 1961 года Джудит Кэмпбелл Экснер семьдесят раз звонила секретарю Кеннеди, причем целый ряд звонков был сделан из дома Джанканы.

17 декабря Джудит Кэмпбелл, которая к тому времени вышла замуж за профессионального гольфиста Дэна Экснера, провела пресс-конференцию в Сан-Диего

и заявила, что «имела удовольствие близко знать» Джека Кеннеди, с которым познакомилась в феврале 1961 года у «одного друга» (видимо, у Фрэнка Синатры). Кеннеди немедля выступили единым фронтом против Экснер. Дэйв Пауэрс, куратор Библиотеки Кеннеди и хранитель секретов касательно Джона и его женщин, сказал, что имя Экснер ничего ему не говорит, а в записях спецагентов нет ни слова о визитах «этой дамы» в Белый дом. Стив Смит, у которого весьма кстати обнаружилась потеря памяти, заявил, что «не припоминает, чтобы президент ездил тогда в Лас-Вегас», как не припоминает и имя самой Экснер. Эвелин Линкольн повторила свои прежние показания: Джудит Кэмпбелл была волонтером во время предвыборной кампании и звонила в Белый дом, но Эвелин никогда не переводила ее звонки на Джона Кеннеди. Хайман Раскин, помощник Кеннеди, и Блэр Кларк, его гарвардский приятель, работавший тогда для CBS, – оба они были вместе с Кеннеди и Синатрой в Лас-Вегасе 8 февраля 1960 года – в один голос заявили, что не припоминают никого, кто подходил бы под описание Джудит Кэмпбелл Экснер.

На этом история не закончилась. После короткой передышки на Рождество ситуация стала только хуже. 15 января 1976 года New York Times сообщила, что Джудит Экснер планирует книгу о своих отношениях с Кеннеди, приправив и без того захватывающую историю рассказом о своей сексуальной связи с Синатрой, а также о «детских» попытках Тедди Кеннеди приударить за ней. Джеки пришла в ужас, когда прочла, что в середине 1961 года Джудит встречалась с Кеннеди двадцать раз непосредственно в стенах Белого дома и он якобы жаловался ей, что «брак трещит по швам и Жаклин говорила о намерении развестись с ним», а «семья Кеннеди сумела убедить миссис Кеннеди не разводиться, упирая на то, что у разведенного бостонского католика нет никаких шансов выиграть выборы». О своих отношениях с Джанканой Джудит упомянула вскользь, написав, что они «шутили по поводу ее романа с президентом», и намекнула, что Джанкана, сиречь мафия, сыграл роль в чикагской победе Кеннеди в 1960-м. Вдобавок она раскрыла еще один секрет: дескать, она сама, Джон Кеннеди и Джеки лечились у Макса Джекобсона, «врача, который колол пациентам амфетамины и о взаимоотношениях которого с покойным президентом ходило множество слухов, но сам факт подтвержден не был».

К тому времени, когда Джудит Экснер выступила со своими откровениями, история Кеннеди – Джекобсона уже канула в прошлое. 25 апреля 1975 года после почти двухлетних слушаний Джекобсона лишили врачебной лицензии, в частности по обвинению в безосновательном использовании амфетаминов, а также в отсутствии надлежащего учета контролируемых препаратов. Спустя два года он умер, оставив неопубликованную автобиографию и безутешную вдову, считавшую, что влиятельные клиенты, включая клан Кеннеди и в особенности Джеки, попросту отвернулись от ее мужа в трудную минуту. Если верить автобиографии Джекобсона и свидетельствам его вдовы, 30 мая 1973 года, за два дня до первого заседания дисциплинарной медицинской комиссии, у мужа состоялся двухчасовой разговор с Джеки Кеннеди, встречу организовал по телефону Чак Сполдинг, и в ходе беседы они обсуждали последние откровения в СМИ, в том числе статью в New York Times. «Джеки, – писал Джекобсон, – спросила меня, что я скажу, если мне зададут вопрос о Белом доме. Я заверил ее, что волноваться не о чем…» Джекобсон сказал, что ему нужны деньги на покрытие судебных издержек, и позднее Чак твердил, что «помощь вот-вот окажут», но никаких денег Джекобсон так и не получил.

Журналисты не унимались. Мартовский номер National Enquirer, вышедший в конце февраля, оглушил читателей сенсационной историей о долгом романе Джона Кеннеди и Мэри Мейер. Через день-другой все газеты пестрели заголовками: «Президент крутил роман с художницей-наркоманкой». Статья базировалась на интервью Джеймса Труитта, бывшего вице-президента Washington Post, который, как и его жена Энн, дружил с Мэри Мейер.

Карен Лернер, бывшая жена Алана Джея Лернера, близко дружившая в то время с Джеки, вспоминала: «На публике Джеки превосходно делала вид, что все в порядке, но я-то знаю, как сильно она переживала, когда имя Джудит Кэмпбелл Экснер появилось на первых полосах нью-йоркских газет. Она вдруг пришла ко мне домой, чем несказанно меня удивила, уселась на диван, мы не говорили об этом, но она казалась очень расстроенной». В Юте, куда Джеки с Тедди и еще несколькими членами семейства Кеннеди ездила на Новый год к Дику Бассу, она «лишь улыбалась», когда репортеры задавали вопросы о романах президента Кеннеди.

Конечно, публичные вопросы об изменах Джека причиняли ей боль, и эта боль никуда не делась и спустя десять с лишним лет, за год до кончины Джеки. Карен Лернер вспоминает ужин 28 сентября 1993 года по случаю ухода на пенсию Пьера Сэлинджера, когда она сама занимала пост вице-президента в Музее телевидения и радио: «Перед банкетом состоялась пресс-конференция, и Ричард Уолд спросил Пьера из зала: “Как вы улаживали вопросы с похождениями президента во время пребывания в Белом доме?” И в эту самую минуту вошла Джеки… Она села прямо за спиной Уолда, а Пьер ее не заметил и продолжал: мы, мол, знали, что такое происходит, но времена были другие… По дороге в банкетный зал после пресс-конференции я шла рядом с Джеки, она опиралась о стену, словно ища поддержки, и выглядела очень усталой. Я тогда сказала: “Знаешь, мне так жаль, что я пригласила тебя на вечер, который так неприятно для тебя начался”. Она отмахнулась: “Ну что ты, это ведь не твоя вина”. Но была очень расстроена, очень… Ужасная сцена».