Жан Баруа
Шрифт:
Огромное значение имеет в романе образ Марка-Эли Люса. Думается, что поиски конкретного его прототипа (а предположения литературоведов колеблются от Золя до Роллана) напрасны. Люс – воплощение идеала Роже Мартена дю Гара, символический образ бескорыстного и радостного служения человечеству, непоколебимой веры в прогресс и светлое будущее. Вся жизнь Люса – пример. Даже смерть его – «последнее доказательство душевной твердости». Марк-Эли Люс в гораздо большей мере, чем остальные действующие лица романа, рупор идей автора. В его уста вкладывает Роже Мартен дю Гар и оценку жизни Жана Баруа: «Как и жизнь многих моих современников, – говорит Люс, – это – трагедия».
Идеализация образа гуманиста связана с идейным замыслом Роже Мартена дю Гара. Непоколебимость Люса выражает убежденность молодого писателя в том, что человечество, вопреки всем препятствиям, все же движется вперед; что подлинный расцвет личности неотделим от борьбы за прогресс; что поражение Жана Баруа нельзя рассматривать как неизбежное поражение человека вообще (а так склонна рассматривать его буржуазная критика).
Позднее Мартен дю Гар убедится в утопичности взглядов Люса. Ни у одного из героев более поздних произведений писателя, расставшегося после войны и Октябрьской революции со многими из своих буржуазно-демократических иллюзий, мы не найдем душевной гармонии, ничем не омраченной ясности, свойственной Люсу – идейномугерою «Жана Баруа»: Мартен дю Гар увидит, что путь истории куда более сложен, чем то представлялось Люсу, что человечество должно пройти эпоху войн и революций прежде, чем станет возможным и осуществимым идеал справедливости и всеобщего счастья, которым вдохновляется Люс.
Особую нагрузку несет в романе образ «Пленника» Микеланджело, пытающегося разорвать свои путы (в первом издании «Жана Баруа» репродукция «Пленника» была даже помещена как фронтиспис). Жан Баруа никогда не расстается с копией этой скульптуры. Но в разные периоды жизни героя, как бы символизируя его подъем или упадок, в образе «Пленника» раскрывается то таящаяся в нем сила, то внутренняя слабость. Если в дни мятежной молодости Жана Баруа «Пленник» «силится вырвать из глыбы наболевшее тело, непокорные плечи», то перед дряхлеющим героем романа, который утратил духовную стойкость, «скорбный «Пленник» изнуряет себя в вечном и бесплодном усилии».
Мартен дю Гар беспощаден к своему герою. Вся первая половина романа – ширящийся круг побед Жана Баруа. Затем наступает перелом, поражения – личные и общественные – следуют за поражениями, и, наконец, героем овладевает страх смерти, он капитулирует. Смерть Жана Баруа – неутешительный итог, который, на первый взгляд, сводит на нет всю его борьбу. Последнее слово бывшего вольнодумца: «Ад!». Ремарка автора медицински точна и безжалостна:
«Рот Жана раскрывается в крике ужаса. Приглушенный хрип. Аббат протягивает ему распятие. Он отталкивает. Потом видит Христа: хватает крест, запрокидывает голову и в каком-то исступлении прижимает распятие к губам. Крест, слишком тяжелый, выскальзывает из пальцев. Руки не слушаются, разжимаются. Сердце едва бьется. Мозг работает с лихорадочной быстротой. Внезапное напряжение всего существа, каждая частица тела, каждая живая клетка испытывает нечеловеческие страдания.
Судороги.
Неподвижность».
Но Мартен дю Гар убежден, что подлинный итог жизни Жана Баруа не таков, что семена «Сеятеля» взойдут, принесут плоды. Поэтому он дает сцену смерти в обрамлении: ей предшествует письмо Ульрика Вольдсмута, рассказывающее о светлой кончине Люса, который «не дал ослепить себя индивидуальному»; за сценой смерти следует, завершая роман, чтение завещания, написанного Жаном Баруа на вершине его жизни, – завещания атеиста, убежденного в могуществе человека, в победе разума и справедливости. Финал романа звучит оптимистически – как ни страшна, как ни жалка смерть героя, она не заставит нас забыть о вдохновенной и деятельной жизни Жана Баруа, о той роли, которую сыграла передовая интеллигенция его времени в общем процессе развития человечества.
Л. 3онина
Некоторые мысли, высказанные в этой книге, без сомнения, заденут Ваше религиозное чувство. Я знаю это и потому вдвойне благодарен, что Вы приняли мое посвящение.
Ваше имя открывает книгу, и это – не просто знак почтительной и горячей привязанности, которую я питаю к Вам вот уже двадцать лет. Я уверен, что оно привлечет серьезное внимание всех тех, кому знакомы благородство Вашего образа мыслей и богатый критический вклад Вашего ума, и на меня упадет отблеск уважения, которое внушает окружающим Ваша исполненная самоотречения жизнь.
1
Аббат Марсель Эбер– был преподавателем, а затем директором лицея Фенелон, где учился Мартен дю Гар; оказал большое влияние на писателя, сохранившего с ним дружеские отношения и после окончания лицея. Марсель Эбер пытался, подобно ряду своих современников, найти компромисс между наукой и религией. Этого католическая церковь не прощала: он был сначала вынужден покинуть пост директора лицея Фенелон, а затем лишен священнического сана. После смерти Эбера в 1916 году Роже Мартен дю Гар посвятил его памяти прочувствованные воспоминания, свидетельствующие о том, что многие страницы «Жана Баруа» навеяны жизнью и душевной драмой Марселя Эбера.
Р. М. Г.
Октябрь 1913 года
Часть первая
Жажда жизни
I
1878 год. Городок Бюи-ла-Дам (департамент Уазы).
Комната госпожи Баруа.
Полумрак. На занавесях – черные и белые полосы: контуры освещенных луной жалюзи. На паркете – в лунном пятне – подол платья и мужской ботинок, неслышно отбивающий такт. Дыхание двух людей, замерших в ожидании.
Время от времени из соседней комнаты доносится скрип железной кровати и глухой голос ребенка, отрывисто произносящего слова в бреду или во сне. В полуоткрытой двери – колеблющийся свет ночника.
Долгое молчание.
Доктор(тихо).Бром начинает действовать, ночь он проведет спокойнее.
Госпожа Баруа с трудом поднимается и на цыпочках подходит к двери; опершись о створку, пристально глядит в освещенную комнату; ее застывшее лицо выражает боль, веки полуопущены.
Госпожа Баруа – высокая старуха с расплывшейся фигурой и тяжелой поступью. Резкий свет ночника безжалостно обнажает разрушительную работу времени на ее лице: желтая дряблая кожа, мешки под глазами, обвисшие щеки, распухшие губы, складки на шее. В ней угадывается суровая доброта, настойчивая мягкость, некоторая ограниченность, сдержанность.
Проходит несколько минут.
Г-жа Баруа (тихо).Спит.
Осторожно прикрывает дверь, зажигает лампу и снова садится.
Доктор (берет мать за руку, пальцы его скользят, привычно нащупывая пульс).Мама, вас ведь тоже измучила эта поездка.
Г-жа Баруа качает головой.
Г-жа Баруа (тихо).Я чувствую, Филипп, ты сердишься на меня за то, что я возила туда Жана.
Сын не отвечает.
Доктор Баруа – невысокого роста, бодрый, с живыми и точными движениями, ему пятьдесят шесть лет.
В волосах седина. Черты лица как бы заострены: тонкий нос, торчащая бородка, кончики нафабренных усов закручены кверху, губы кажутся еще тоньше из-за лукавой и доброй усмешки; сквозь пенсне поблескивают искорками быстрые проницательные глаза.