Жан Оторва с Малахова кургана
Шрифт:
За две недели французы потеряли три тысячи человек [87] . Одна только Первая дивизия недосчиталась тысячи девятисот!.. И сколько еще выздоравливающих нужно было отправить на родину!
Тогда маршал принял решение атаковать неприятеля в Крыму. Он хотел ударить в самое сердце могущественной державы, уничтожить Севастополь, громадный и таинственный арсенал, опору России на юге.
Эпидемия пошла на убыль. Надо было переформировать армейские корпуса, укрепить войсковые единицы, пополнить снаряжение и провиант, согласовать действия вспомогательных служб, короче,
87
В Варне союзные войска потеряли от болезней свыше 10 тысяч человек.
Погрузка на корабли была произведена в Варне 1 сентября 1854 года. Армия к этому времени провела на Востоке четыре месяца, потеряла три тысячи пятьсот человек, а неприятеля никто еще не видел!
Четырнадцатого сентября соединения союзников, не встретив сопротивления, высадились у Старого форта, чуть ниже евпаторийской бухты; девятнадцатого они выступили в поход и расположились лагерем между Булганаком и Альмой; двадцатого дали сражение и одержали при Альме победу.
Такова в общих чертах предыстория этой знаменитой кампании, в которой было пролито столько крови, пережито столько страданий, проявлено столько героизма. Узнав противника, стороны научились уважать друг друга.
Да, после мучений, просчетов и страданий первых месяцев при Альме была одержана победа, величественная и блестящая. Маршал Сент-Арно, торжествуя, составил подробную депешу императору и военному министру и отправил ее со сторожевым судном в Варну.
Изнуренный, не успевший прийти в себя после приступа холеры, главнокомандующий нуждался в отдыхе. Он ушел в свою палатку. Просторное полотняное сооружение состояло из трех помещений — гостиной, столовой и спальни, обставленных лишь самым необходимым: складная мебель, походная кровать.
Обычно Сент-Арно пил только воду, но сейчас он поддерживал свои силы шампанским, которое подавал ему ординарец, африканский стрелок.
Маршал собирался лечь, но в эту минуту ординарец доложил ему, что явился старшина Лебре с дамой. Срочное дело. Маршал хорошо знал этого старого солдата, служившего под его началом еще тогда, когда он командовал зуавами. Лебре — храбрый, честный, надежный человек.
— Что случилось, старина? — спросил его маршал с ласковой фамильярностью.
— Господин маршал… взвод зуавов… верховых… задержали шпионку!
— Ты говоришь — верховых?.. Ох уж эти шальные зуавы… так значит — шпионку?
— При ней бумаги, за которые положен расстрел… Кроме того, она предложила мне двадцать тысяч франков, чтоб я дал ей возможность бежать…
— И ты отказался… прекрасно! Я доволен тобой, Лебре…
— Это мой долг, господин маршал.
— Дай мне бумаги.
Сент-Арно просмотрел их, ворча:
— О, мерзавка!.. О, подлые предатели!.. Приведи сюда эту женщину и погуляй пока возле палатки.
Лебре вышел и тотчас возвратился вместе с Дамой в Черном.
Сент-Арно ожидал увидеть перед собой авантюристку и приготовился встретить ее сурово. Но, узнав незнакомку — ее горделивую походку, благородные светские манеры, — вскочил, пораженный, и воскликнул:
— Как? Княгиня!.. Вы!.. Это вы?..
— Это я, маршал!
— Вы, кого императрица Франции удостоила своей благосклонности… вы, подруга жены маршала Сент-Арно!.. Вы, любимица Тюильри! [88]
88
Тюильри, (Тюльери) —
— Увы, это так, маршал!
— Неужели нам суждено было встретиться при таких тяжелых и трагических обстоятельствах?
— Трагических для моей любимой родины… для святой Руси.
— И тяжелых для вас, княгиня…
— Это верно: я ваша пленница.
— Мы не воюем с женщинами… Но на вас пало подозрение… скажем прямо: вас уличили в шпионаже… а у шпионов нет пола.
— Фи, маршал… какое вульгарное слово… не забывайте, вы обращаетесь к свояченице [89] князя Меншикова, выдающегося русского адмирала и главнокомандующего царской армии!
89
Свояченица — сестра мужа (муж свояченицы — свояк).
— Но как же, княгиня, как вы назовете то деяние… доказательство коего у меня в руках?
— Я люблю… нет, это слишком слабо… я обожаю… я боготворю мое отечество… я русская до глубины души… до последней капли крови! Я готова пожертвовать жизнью… готова умереть…
— Это делает вам честь, и я уважаю ваше чувство, но…
— Но я женщина!.. Я не могу командовать эскадроном, в упоении мчаться в атаку и рубить саблей чужеземцев, попирающих землю моей родины…
— Стало быть, вы, — холодно прервал ее маршал, — вы пистолету предпочитаете пистоли… [90] или, как это у вас называется, золотые рубли. Другими словами, вы за деньги добываете секретные сведения о нашей армии…
90
Пистоль — старинная золотая монета в Италии, Испании, Португалии, Франции, Бразилии; в конце XVIII века вышла из употребления.
— Вы считаете это преступлением? А разве не этим занимаются ваши дипломаты, ваши военные атташе?
— Да, но в мирное время, а не на войне… Кроме того, они не попадаются…
— Дешевая ирония! Но что бы вы ни говорили, я повторяю: я — патриотка, а не шпионка.
— Бог мой! Можно назвать и так и этак, но разница здесь в том, что патриотка еще опаснее шпионки, если она, как вы, молода, красива, благородна, богата и бесстрашна.
— Ваши комплименты неуместны, маршал!
— Я не кривлю душой, княгиня! И в заключение могу сказать: патриотка, которая покупает совесть наших солдат… склоняет к предательству наших офицеров… толкает на гнусные поступки наших паршивых овец, а потом использует все это против нас… — Княгиня попыталась протестовать, но маршал живо перебил ее: — Не пытайтесь отрицать… у меня список… вот он… с именами, чинами и номерами полков. Вот, кроме того, секретные сведения об этих несчастных, которых я прикажу немедля арестовать, судить и вынести им суровые приговоры. Что касается вас, сударыня…