Жан Оторва с Малахова кургана
Шрифт:
В Севастополе объявили состояние боевой тревоги. «Отечество в опасности!..» Это пламенный призыв к патриотизму, к преданности, к самоотречению. Высокие слова, высокие понятия никогда не оставляют русских равнодушными.
Барабаны били, горны трубили, звонили колокола. Сердца трепетали, на глазах выступали слезы, руки сжимались в кулаки, возгласы, полные гнева и воодушевления, сотрясали город.
Всеобщий героизм! Солдаты, матросы, чиновники, рабочие, торговцы, лавочники, буржуа, старики, женщины и дети устремились на улицы с криками: «Мы будем защищаться!.. Не на живот, а на смерть! Да, не на живот, а на смерть!»
Сначала предстояло проделать самое неотложное: земляные работы. Следовало окружить город траншеями. За работу взялось десять тысяч человек.
Арсеналы предоставили шанцевый инструмент [143] . Люди рубили деревья, изготовляли туры [144] и фашины [145] .
Затем толпа, направляемая офицерами и солдатами инженерных войск, устремилась на незащищенные участки, где следовало построить бастионы [146] . Предводительствовала женщина, одетая в черное; в руках она держала российский флаг. Ее узнавали, приветствовали, за ней следовали с восторгом.
143
Шанцевый инструмент служит для работ по устройству окопов, траншей и т. п.; включает лопаты, кирки, топоры, пилы и проч.
144
Тур — плетеный из прутьев цилиндр, открытый с обоих концов, которому колья, переплетенные прутьями, придают нужную крепость. Его заполняют землей, и он подпирает наружный скат траншеи. (Примеч. авт.)
145
Фашина — перевязанный пучок хвороста цилиндрической формы; применяется для укрепления насыпей, устройства плотин, прокладки дорог в болотистых местностях.
146
Бастион — пятиугольное укрепление в виде выступа крепостной ограды.
— Княгиня!.. Да здравствует княгиня!.. Да здравствует наша славная патриотка!
Вот и нужные участки. Скорее!.. Офицеры произвели разметку. За работу! Княгиня потребовала, чтобы ей была предоставлена честь первого удара заступом…
Потом толпа набросилась на твердую известняковую почву и принялась ее яростно долбить.
И это длилось часы, дни, ночи, без передышки, без устали, без отдыха.
Дама в Черном, в первом ряду работников, копала с остервенением, вся отдаваясь этой грубой и святой работе. И когда ее окровавленные руки не могли больше сжимать ручку саперной лопаты, когда, в изнеможении, она уже еле двигалась, она нашла в себе силы поднять российское знамя и гордо пронести его вдоль бесконечной линии земляных работ. Женщина была великолепна в своих черных одеждах, окутанная знаменем.
Звучный голос ее реял над толпой:
— Смелее, ребята, смелее!.. Да здравствует наш царь, да здравствует святая Русь!
Столько сил, столько трудов бросили на строительство укреплений, и результаты не замедлили сказаться.
Насколько хватало глаз, в землю уходили траншеи, тянулись насыпи, над землей поднимались бастионы, бесконечные линии окопов соединяли их и прикрывали с флангов. Оборонительные сооружения продвигались вперед…
Для фашин и туров давно уже не хватало дерева. Тогда в ход пошло все: доски, мебель, ящики, тюки, брусья — все годилось этим храбрецам, которые, кажется, готовы были в случае надобности укладывать в брустверы собственные тела. Одновременно к укреплениям подкатили пушки, уложили пирамидами ядра, подвезли бочки с порохом, прикрыли амбразуры [147] мешками с песком.
147
Амбразура —
Эта гигантская работа длилась сто двадцать часов, то есть пять дней и пять ночей.
Защитники Севастополя сделали больше, чем было в человеческих силах.
Итак, когда все было готово, чтобы отразить нападение, когда в каждой амбразуре торчал ствол пушки, когда за каждой бойницей стоял боец, Корнилов призвал священников, чтобы они благословили армию и освятили оборонительные сооружения.
Священники, облаченные в расшитые рясы, обошли укрепления в сопровождении адмирала, ехавшего верхом. И когда молитвы были прочитаны и благословение получено, Корнилов, обращаясь к воинам, произнес следующие исторические слова:
— Дети мои, мы должны сражаться не на живот, а на смерть! Каждый из вас должен быть готов сложить здесь голову!.. Убейте первого же, кто дрогнет и побежит… если я прикажу отступать, убейте меня!
…Теперь отважным бойцам оставалось лишь ждать союзников.
Англо-французская армия вступила на Херсонесское плато двадцать шестого сентября. Два дня она потратила на то, чтобы подобрать и перевязать раненых, похоронить убитых. Ей понадобилось целых четыре дня, чтобы преодолеть двадцать пять километров, отделяющих высоты Альмы от Севастополя.
Правда, из боеприпасов и провианта у солдат было только то, что они несли в своих мешках. Все припасы оставались на кораблях, и снабжение армии на марше было делом долгим и трудным.
Так или иначе, но союзники потеряли время.
Возможно, такой полководец, как Наполеон, водивший свою армию в страшные походы, действовал бы по-другому.
Он без боя вошел бы в деморализованный Севастополь. Но кончилась бы на этом кампания? Конечно нет. Тем не менее это нанесло бы жестокий удар московскому колоссу [148] .
148
Колосс — здесь: предмет или существо громадной величины или роста.
В том, что марш этот оказался таким медленным, историки единодушно обвиняют англичан. Их черепашьи темпы, успевшие уже войти в пословицу, приводили французских офицеров и солдат в ярость.
Что бы ни предстояло делать, они никогда ни к чему не были готовы — ни к выступлению, ни к еде, ни к маршу, ни ко сну!.. Этот кошмар повторялся снова и снова: опять опоздали!
Во время перехода от Альмы до Севастополя их поставили впереди, боясь, что иначе они окажутся далеко в хвосте, позади, Бог знает где!
Непосредственно за ними шагали зуавы Боске, буквально наступая им на пятки.
Эти неутомимые ходоки ворчали, ругались и смеялись над англичанами, острили, веселили самых угрюмых и заставляли их забыть о трудностях похода.
— Привет! Эй, энглезы [149] , поживей!
— Давай, милорд! Пошевеливайся!
— А ну, ноги в руки… Давай, давай!
— Раки вареные!
— Что, ноги заплетаются?
Англичане забавлялись и кричали в ответ:
149
Энглез — англичанин.
— Боно!.. Французы боно!..
— Боно! Боно энглезы! — отвечали зуавы и маршировали на месте, печатая шаг.
Когда союзнические армии вступили наконец на Херсонесское плато, чудо уже совершилось — Севастополь был готов к обороне!
Теперь союзникам оставалось лишь приступить к регулярной осаде, которая, как казалось всем, должна была продлиться недолго.
Флоты обеспечили себе и подготовили под выгрузку два весьма удобных и надежных плацдарма. Англичане выбрали Балаклавский залив, расположенный на юго-западе плато, а французы — Камышовую бухту на юго-востоке от Севастополя.