Жан Оторва с Малахова кургана
Шрифт:
Было ясно слышно, как городские часы Севастополя пробили шесть.
Три мощных взрыва, с интервалом в десять секунд, раздались на Третьей батарее и волной прокатились вдаль, над городом, над морем, над плато [157] .
Это был сигнал! Тотчас линия атаки англичан и французов с Корабельной стороны и до самого Карантина затянулась дымом. И тут же бухнули новые громовые раскаты. Сто восемьдесят пушек и мортир изрыгали железный ураган, который обрушивался на русские позиции.
157
Первая бомбардировка Севастополя была произведена союзниками 17 октября 1854 года.
Но противник не дремал, и контрудар не заставил себя ждать. Располагая неисчислимыми резервами боеприпасов и большим количеством орудий, русские открыли огонь неслыханной интенсивности. Уже невозможно было ни услышать друг друга в адском грохоте, ни увидеть что-то в клубах густого дыма. Французы стреляли без передышки благодаря тщательно проведенной накануне пристрелке. Русские, видимо, допустили жестокий просчет. Да, из-за артиллерийского огня противника они теряли в обороне немало людей.
Но этого следовало ждать. Поразило же и привело в ярость бойцов обороны то обстоятельство, что множество артиллеристов были убиты ружейными выстрелами.
Пули долетали с большими интервалами, но с устрашающей точностью. Время от времени среди грохота орудий наступают минуты успокоения, и тогда слышались короткие, резкие звуки, похожие на хлопок петарды [158] , запускаемой ребенком, затем — короткий свист, и еще один русский канонир падал, сраженный наповал, на свою пушку. Штуцерные [159] пули вдребезги разбивали черепа, насквозь пронзали груди, ломали кости, точно курительную трубку. Самые отборные артиллеристы выбывали из числа защитников города.
158
Петарда — старинный разрывной снаряд, жестяная коробка, наполненная порохом, применялась для взрыва мостов и других крупных сооружений; также — детская хлопушка и часть фейерверка.
159
Штуцер — нарезное ружье XVI–XIX веков.
Это безжалостное уничтожение продолжалось. Стоило только кому-то мелькнуть в амбразуре — командир ли орудия проверял наводку, кто-то из обслуги орудовал банником [160] , как тут же — паф! — раздавался выстрел из карабина.
Еще одним бойцом становилось меньше!
Защитники города всматривались, обыскивали взглядом все впадины и неровности почвы, наводили бинокли на малейшие шероховатости и наконец различили небольшие бугорки между позициями атакующих частей и оборонительными сооружениями.
160
Банник — цилиндрическая щетка на длинной ручке для чистки ствола артиллерийского орудия.
Там, где еще вчера глазу не за что было зацепиться, выросло более полусотни насыпей. И за каждой находился окопчик, в котором залегли, прижимаясь друг к другу и укрываясь от пуль, по два человека.
На бортике каждого из маленьких брустверов располагались стволы двух карабинов. Это все, что можно было заметить с высоты русских укреплений, да еще временами мелькал кусок материи ярко-красного цвета.
Этот Адский дозор, так красочно окрещенный капитаном Шампобером, уже заставил русских говорить о себе.
Оторва действовал в соответствии с приказом генерала Боске. На его призыв толпой сбегались добровольцы. Одна мысль о вылазке под началом Оторвы кружила головы. Воодушевлению не было предела, весь полк рвался следовать за ним.
Молодой человек отобрал около семидесяти человек из Второго зуавского и довел число добровольцев до ста за счет Венсенских стрелков, стоявших лагерем по соседству.
В эту сотню входили самые меткие стрелки дивизии Боске.
Они выступили в девять часов вечера, каждый нес заступ, мешок с провиантом, подсумок, набитый патронами, фляжку с кофе. Под водительством своего бесстрашного командира солдаты пересекли линию траншей и углубились на ничейную территорию в поисках наиболее выгодной позиции.
Прежде чем покинуть Третью батарею, Оторва тщательно изучил, пользуясь амбразурой, рельеф местности.
Он хорошо ориентировался, несмотря на полную темноту, и расставил своих франтиреров [161] по двое на линии протяженностью около километра.
Черт возьми! Это оказалось не так-то просто. Стрелки передвигались ползком, стараясь не производить ни малейшего шума, толкали перед собой инструменты, обмотав тряпками металлические части, чтобы ничто не звякнуло, их двигала вперед не только отвага, но и неслыханное везенье.
161
Франтирер — партизан.
Уф! Задание выполнили — до русских бастионов осталось четыреста — четыреста пятьдесят метров.
С бесконечными предосторожностями стрелки вонзили заступы [162] в землю и выкопали себе убежище. Работать заступом обычно дольше, чем киркой [163] , но зато от него получалось гораздо меньше шума. Как при рытье траншей, земля выбрасывалась вперед и образовывала буствер.
Оторва вместе со своим товарищем, горнистом Питухом, занял позицию в середине линии.
162
Заступ — большая железная лопата для земляных работ.
163
Кирка — заостренный с одного или двух концов или оканчивающийся острой узкой лопастью металлический стержень, насаженный на рукоять наподобие молотка; употребляется для земляных или горных работ.
К четырем часам утра земляные работы закончились. Всем стало немного не по себе, и Питух резонно заметил:
— Мы здесь, как в пустом корыте.
— Тихо! — оборвал его Оторва.
— Я выкурю трубочку.
— Нельзя!
— Тогда б я выпил стаканчик.
— Береги питье… сегодня будет жарко.
— Раз нельзя ни болтать, ни пить, ни курить, я сосну, пока не заиграла музыка.
— Прекрасная мысль! Я посторожу.
— Твое дело. Ты начальник.
Через пять минут горнист, забившись в глубь окопа и свернувшись калачиком, уже спал как убитый. Разбудили его три выстрела мортиры. Он потянулся, притворно чихая, и воскликнул, доставая флягу с водкой:
— Будьте здоровы!
Будучи человеком предусмотрительным, Питух запасся лишней флягой. Теперь он открыл ее и предложил товарищу, который возился со своим карабином.
— Глотни как следует, Оторва!
— Что ж, это не помешает.
Отхлебнув хороший глоток, Жан приложил к плечу карабин, пристально вгляделся в амбразуру и выстрелил. Питух проследил за полетом пули, со свистом взрезавшей воздух, и радостно вскрикнул: