Жан Оторва с Малахова кургана
Шрифт:
— А ну! — закричал Оторва. — Смелей! Они не уйдут!
С ружьем на перевязи он попытался первым перелезть через ворота. Жан вскарабкался по перекладинам, но пики на воротах остановили его.
— Осторожней, — съязвил Питух, — порвешь штаны, и получится шокинг [173] , как говорят наши друзья-англичане.
Оторва, раздосадованный, слез с решетки и предложил товарищам:
— Полезем через стену! Они заперты там, как в клетке. Сейчас мы позабавимся.
173
Шокинг —
Самые рослые из зуавов стали вплотную к стене и подставили спины товарищам. Те, забравшись наверх, размотали шерстяные пояса и спустили их вниз. Оставшиеся на земле ловко взобрались по ним наверх. Все это проделывалось без шума, без лишних слов, четко, спокойно. Не хуже индейцев на тропе воины.
— Ложись! — вполголоса скомандовал Оторва.
Приказ передали по цепочке от одного к другому и тут же выполнили. В ожидании ружейных выстрелов зуавы лежали на стене не шевелясь, стараясь слиться с линией горизонта, над которой даже в темноте становится заметен любой силуэт. Все передвижения заняли, по крайней мере, десять минут.
Но странное дело — на кладбище, где скрылись растерянные беглецы, стояла полная тишина. Вероятно, русские укрылись, готовясь к новой схватке.
Тишина тревожила больше, чем ружейная стрельба. Оторва спрыгнул со стены, тщательно осмотрел и ощупал землю под стеной и убедился в том, что внизу не было ни естественных помех, ни неприятельских ловушек. Задрав голову, он вполголоса скомандовал:
— Потихоньку спускаться!
С ружьями на перевязи, заткнув штыки за портупеи, солдаты спрыгнули вниз и собрались вокруг своего командира.
Зуавы, любители приключений, неизвестности и опасностей, жаждали раскрыть тайну. Воображение рисовало им очередную кровавую стычку.
Кладбище представляло из себя прямоугольник длиной метров в четыреста и шириной около ста. Оторва решил, что обшарить все кладбище даже в темноте будет нетрудно. Он располагал сорока пятью бойцами, не считая его самого, и расставил их по одной линии на расстоянии двух с небольшим метров друг от друга.
Раздался приказ: примкнуть штыки, двигаться прямо вперед, сохраняя интервалы, колоть направо и налево все, что покажется подозрительным, и ни в коем случае не стрелять. Все это Жан произнес тихим голосом, после чего занял место в середине цепи. Сигнал к выступлению дал Питух — стоя рядом с Оторвой, он насвистывал марш полка:
…Трах, и спряталось село. Шакалов снова принесло.И «шакалы» Второго зуавского двинулись, штыки наперевес, вслушиваясь во все шорохи, готовые к атаке.
Они ступали, ощупывая почву, касаясь крестов и надгробных памятников, так близко друг от друга, что ни одно человеческое существо не могло бы проскользнуть между ними.
Они
— Фиг с маслом! — воскликнул Питух.
— Остались с носом! — проворчал Буффарик.
Оторва раздумывал с минуту и затем сказал товарищам, окружившим его:
— Пятьдесят человек не могут исчезнуть, как горсть орехов… Тут какая-то тайна, и я ее разгадаю. Здесь нам больше делать нечего… Скоро час ночи… возвращаемся в лагерь!
ГЛАВА 4
В кармане у мертвеца. — Измена доказана. — Один! — На кладбище. — Снова Дама в Черном. — Оторва на посту. — Что он слышал. — Под алтарем русской часовни.
Вернувшись в траншею, Оторва тотчас узнал у своего друга, капитана Шампобера, о случившемся за время его отлучки. Жан слушал внимательно, не прерывая командира, и спросил, когда тот кончил рассказ:
— Значит, русские ответили часовому по-французски?
— Именно так.
— Сказали, что они франтиреры Второго зуавского полка и произнесли пароль — «Маренго»?
— Ну да.
— Стало быть, они были осведомлены о существовании Адского дозора и знали о нашей вылазке.
— Да!
— Капитан, вы позволите мне взглянуть на тело того офицера, которого вы сразили ударом сабли?
Шампобер показал на носилки, на которых виднелась темная масса, укрытая коричневой накидкой. Оторва снял с крюка зажженный фонарь и дал его одному из канониров со словами:
— Приятель, не в службу, а в дружбу, посвети мне, пожалуйста!
Подойдя к трупу, молодой человек поднял накидку и расстегнул задубевший от застывшей крови мундир.
— Оторва, что вы делаете? — вскрикнул с укоризной капитан.
— Обыскиваю московца!
— Перед вам же мертвый враг! Вы всегда отличались великодушием!
— Капитан, я командир разведчиков. У меня трудные обязанности, и мне не до сантиментов. Враг проник сюда, похитив пароль. Предательство привело к потере людей и пушек… Предполагаю, что секрет этой низости у него в кармане. Мой долг — обыскать убитого, и я делаю это с чистой совестью.
Не переставая говорить, Жан обшарил карманы мундира и сначала вытащил бумажник. В бумажнике лежали письма на имя графа Соинова, офицера флота, и его же визитные карточки, все на французском языке.
— Это не то, — сказал зуав, возвращая бумажник на место.
Во внутреннем кармане, снабженном застежкой, его пальцы нащупали что-то еще, и он вытащил большой конверт с печатью, из тех, которыми пользовался штаб французских соединений. На лицевой стороне конверта красовался штемпель: Экспедиционный корпус Крыма. Главный штаб.
— Ну что, я прав? — спросил Оторва, раскрывая конверт.
— А я оказался круглым болваном, — смущенно отозвался капитан.