Жан Оторва с Малахова кургана
Шрифт:
Оторва заказал роскошный обед в ресторане «Пти-Вефур» с весьма сомнительной репутацией, так же, как «Братья из Прованса». Дозор, немного растрепанный, но еще на ногах, направился туда, распевая модный куплет:
Владыке императору Русину, Чтобы от зуда он не изнемог, Почешем крепко мы бока и спину, Вмиг присмиреет он, как ангелок. Хотел плясать — попляшешь — тру-ля-ля! А мы сыграем «Папа Николя!» [193]193
Имеется в виду российский император Николай I (Николай Павлович Романов; 1796–1855), царствовал с 1825 года.
В обширном и разнообразном меню значились изысканные блюда с острыми приправами. Зуавы были не дураки поесть, а уж выпить тем более.
Питух, горнист, блестяще подтверждал свое прозвище.
Оторва, как перворазрядный банкир, платил за все, так сказать, не закрывая окошечка.
Его товарищи, ошеломленные потоком золота, извергавшегося из кармана Оторвы, не верили своим глазам.
— Ты что, открыл золотой прииск? — воскликнул Питух, выражая общую мысль.
Оторва захохотал и приказал подать шампанское.
— Так ты ограбил банк? — продолжал горнист.
Разом взлетели пробки, заискрилась пена.
— А может, ты продал душу дьяволу?.. Ну ответь же мне наконец, — настаивал Питух, который от спиртного сделался упрямым, словно мул.
— Мой старый музикус, — отвечал Оторва, — это не что иное, как московское золото, а подцепил я его в одном загробном месте, куда я вас на днях поведу…
— Русское золото!.. Не может быть!
— Да, это цена предательства. Я обнаружил его и пресек.
Нетрудно представить себе, какую бурную овацию вызвало это заявление у собутыльников Оторвы!
Неосторожные слова, да еще в подобном месте, произнес Оторва, и скоро — увы! — он горько о них пожалеет. Ведь Камыш со своим космополитическим населением [194] , кишащий темными личностями, — это настоящий рассадник шпионажа. Среди левантинцев с подозрительными повадками и уклончивыми взглядами, среди татар с раскосыми глазами и оттопыренными ушами, среди всех этих людей, потерявших понятие и о чести, и о родине, наверняка найдется немало охотников поставить русским за деньги любые сведения.
194
Космополитическое население — здесь: многонациональное, разноплеменное.
В Камыше существовала даже — это выяснилось позже — постоянно действовавшая разведывательная служба, организованная русской полицией. Не случайно в Севастополе и в штабе Меншикова знали все, что происходило в англо-французской армии.
Однако время шло. Скоро прозвучит вечерняя зоря [195] . Наступала пора покидать злачное место. Гуляки запихивали в рот последние куски, самые последние… С сожалением осушали они и последние бутылки — увы, они оказались не бездонными.
195
Вечерняя зоря — один из воинских сигналов, играемых на трубе: зовет к вечерней поверке личного состава.
Никто никого уже не слышал в общем шуме и гаме, звуках тостов и песен, в нарастающем пьяном разгуле. Внезапно раздался сигнал горнов и труб — играли вечернюю зорю. Меланхолическая фанфара своим вибрирующим голосом перекрывала весь гам. Гражданский городок Камыш подчинялся военным законам осады. Все воровские притоны закрылись как по мановению волшебной палочки.
Оторва расплатился за последние заказы и красноречивым жестом вывернул свои карманы. Все проедено и пропито — до последнего сантима!
— Да, знатная была пьянка! — пробормотал Питух, чье воодушевление достигло самого высокого градуса.
— Пьянка — что надо! — повторяли чревоугодники из Адского дозора, с удовольствием перечисляя блюда. — Телячья голова!.. Мясо в горшочке!.. Телячьи ножки!.. Говяжья вырезка!.. Тушеная говядина!.. Слоеный пирог с мясной начинкой!.. Телятина на углях!.. И что еще?.. Куча всякой вкуснятины!..
— И все это — надувательство, — сказал Оторва, заливаясь хохотом.
— Что — надувательство?
— Да все, потому что на самом деле мы съели верблюда!
— Не может быть!
— Точно! Один верблюд сегодня утром сломал ногу. Трактирщик купил его, прирезал, приготовил под разными соусами… и мы сожрали его целиком!
Мощный взрыв смеха встретил это сообщение, раздалось дружное «браво!». Желудки зуавов не знали предрассудков, и они корчились от хохота, без устали обсуждая это кулинарное приключение, над которым завтра будет потешаться вся армия.
— Верблюд!.. Это был верблюд!
И вся компания, весело болтая, побрела, спотыкаясь, на ночлег, к Колоколенке; там тянулись, насколько хватало глаз, маленькие полотняные палатки на двоих, где солдат ждал крепкий сон под грохот артиллерийской канонады.
На следующий день Адский дозор маялся с похмелья, но это не мешало ему с обычной отвагой делать свое трудное дело. Пусть будет трудное, пусть опасное — их вдохновляет любовь к родине и славе!
Дней восемь или десять прошли в мелких стычках. Ночные атаки неутомимых и бесстрашных русских участились.
И странное дело, эти атаки почти всегда оказывались успешными. Русские заставали врасплох французские посты, разрушали траншеи, заклепывали пушки, убивали артиллеристов, и казалось, будто им благоприятствовал слепой случай, если только это не новое предательство.
Да, именно так! Не иначе, как предательство. Штаб по два раза за ночь менял пароли. Высшее командование распоряжалось сооружать фальшивые батареи и маскировать настоящие. Оно тщательно скрывало передвижение войск и меняло маршруты.